- Без его денег и связей нам было бы трудно, - продолжал механик. - А самому Горгану никакой корысти тут нет.
- Ему, может, и нет...
Но Фресс пропустил это мимо ушей.
- Ведь ты понимаешь, - мягко сказал он, - близится хаос. Как же можно оставаться равнодушным? Как же можно не сострадать? Общество не может так жить. "Урод" - разит, как пуля. Нет жизни без доверия.
- Это все общеизвестные истины, - заметил Ридан.
- Но они не становятся от этого ложными. Дело в том, что большинство с отвращением, с изначальной какой-то гадливостью относятся к дэволюрам. Хорошо это или плохо - не будем спорить. Это факт. В такой ситуации лучший выход - принудительное тестирование. Конечно, это жестоко. Но не жестоко ли бездействием подталкивать народ к бунту?
- Мне кажется, - задумчиво сказал Ван, что ни у кого нет четкого представления о дэволюции. Одни эмоции. Среди ученых - тоже. Кто такие дэволюры? Люди или все-таки не совсем?
- То-то и оно. Нет ничего, никакой лакмусовой бумажки на человека. Каждый должен решать задачку сам для себя.
- Судя по всему, ты уже решил, -сказал Ридан.
- А вот и нет, - ответил Фресс. - Хотя почти вдвое старше и опытнее тебя, должно быть. И вот потому я...
- Что? - быстро спросил Ван.
- А то... Когда могу -не гажу. А вообще-то, когда я слышу фанфары, мне хочется тишины. И черт знает, может, они действительно уроды, просто уроды, выродки, ничего больше...
- Ты вроде не закончил? - сказал Ридан.
Фресс поднял глаза:
- А может, и гадкие лебеди...
- Что? - Ван усмехнулся. - Гадкие утки, утята то есть, ты хотел сказать?
- Нет. Именно -лебеди.
Ридан не очень-то понял, что имеет в виду механик.
Однако он почувствовал за его словами нечто не высказанное. Что-то обращенное лично к нему, принуждение, почти вызов.
- Мне кажется, объективный критерий есть, во всяком случае, возможен. Как относится к дэволюрам Церковь?
Фресс закончил наконец еду и промакнул салфеткой жирные губы.
- Я слышал, - осторожно сказал он, - что Ватикан пока уклонился от прямого высказывания. Хотя, конечно, его мнение может стать решающим, пробормотал он. - Конечно.
Ридан уперся ладонями в стол, как бы отталкивая его от себя.
- Ясно, - произнес он, не глядя на Фресса. - Ты считаешь - каждый должен определиться. Но я не хочу! Это понятно? Хотя бы в этом я не хочу поступать, как все. У меня свой мир. Пускай даже микромир, но он только мой, и там мне хорошо. Я работаю, мечтаю, люблю, а остальное меня не касается. Скажи, если один из пятнадцати миллионов не станет делать свой выбор, это сильно изменит события?
Механик молчал.
- Если я свою любовь к ближнему ограничу девушками, а я их действительно люблю, каждую, с которой бываю близок, и это истинная правда, это совершенно серьезно, - скажи, как это повлияет на судьбы народа?
- Чего ты хочешь? - негромко спросил Фресс.
- Я хочу, чтобы меня оставили в покое-.
- Боюсь, не получится.
- Знаю! - Ван повысил голос. - Угрозы! Это уже было.
- Недолет, - Фресс грустно улыбнулся. - Никаких угроз. Я всего лишь хотел сказать, что за ворота тебе дороги нет. Полиция теперь только и ждет, когда тебя выпихнут отсюда. Но и просто так болтаться в отряде тебе никто не позволит. Нужно решать.
Ридану внезапно расхотелось продолжать разговор.
Он замолчал и задумался. Хотя в известной степени механик располагал к себе, доверять ему полностью Ван не мог. Он прекрасно понимал, что Фресс прав. Так оно и есть. Обстоятельства толкают его к единственному выходу. Необходимо бежать. Бежать при первой возможности. Нужно лишь подготовиться и не упустить подходящий момент.
- Посмотрим, - сказал он, вставая, - может, ты и прав.
- Конечно. Зачем бодать диван, - Фресс поднялся следом. - Пойдем найдем Нину, у нее должно быть что-нибудь выпить.
- Полчаса, - сказал Меткович. - Ты должен успеть.
Донован ничего не ответил. От него не требовалось отвечать - его дело крутить баранку. Он лишь слегка наклонил голову.
Черный лимузин Метковича, размерами соперничавший с самоходной баржей, несся по загородному шоссе. Половина восьмого утра.
Меткович, невыспавшийся и оттого вдвойне недовольный, закрыл глаза, развалившись на заднем сиденье. Дорогой он собирался дремать, но ничего не вышло - он был слишком взволнован. Шеф Бюро продолжал сидеть, не поднимая век. В голове стремительно крутились варианты действий, которые следовало в срочном порядке предпринять и которые он собирался обсудить нынешним утром.
Они поравнялись с развилкой. Донован повернул направо, и вскоре показались скрытые среди деревьев белые корпуса Пантеона. Лимузин направился по центральной аллее и затормозил у трехэтажного здания, расположенного полукругом, с широким открытым крыльцом.
Пыхтя, Меткович выбрался из машины, шваркнул дверцей и стал подниматься по ступеням.
Эти несколько гектаров земли были его любимейшим местом. Оно напоминало санаторий и тщательно охранялось, но внешне ничего не было заметно. Чудесный парк подступал вплотную к пятидесятиметровому обрыву, внизу простирался узкий пляж, за ним -океан.
В вестибюле два охранника, радостно ухмыляясь, приветствовали шефа. Они были вполне искренни - Меткович никогда не экономил на своей безопасности.
Он что-то буркнул в ответ и подошел к лифту.
Просторный кабинет Маальда был залит солнцем.
- Здоров? -спросил Меткович, вминая свою тушу в низкое тяжелое кресло. - У меня мало времени, отключи телефоны.
Брови Маальда слегка приподнялись. Он провел рукою по лбу, словно возвращая их на место. Совершенно лысый, с лицом, будто сделанным из губки, он неестественно ровно сидел в кресле за письменным столом.
Его серые глаза прятались за очками со сложными стеклами.
Маальд надавил кнопку селектора: - Роза, меня нет ни для кого.
Меткович шумно вздохнул.
- Плохие новости, - сказал он.
Маальд кивнул: - Ты о Батур? Да, знаю.
- Это ведь была твоя идея, - раздраженно проговорил Меткович. - Ты хотел убить двух зайцев. Ты собирался набрать очки среди военных и...
- Я помню, - перебил его Маальд. Из всего персонала Бюро он был единственным, кто мог себе позволить перебить шефа. - Я помню, что собирался делать. Задумано все было правильно. Получился форс-мажор, из тех, что невозможно предвидеть.