До последнего времени Осташевский всегда смеялся над такими предрассудками. Все эти мистические россказни о колдунах и ведьмах его лишь забавляли.
Он очень твёрдо стоял на ногах и доверял в основном лишь своему лучшему другу — крупнокалиберному пулемету, от которого, как он небезосновательно считал, и зависит, в первую очередь, его жизнь. А всякие там потусторонние материи пусть беспокоят неразумных школьниц и гимназисток, а не повидавшего виды солдата. Тем удивительнее была произошедшая с ним метаморфоза.
Но насчет типчика, Данила оказался прав.
Уже на следующий день после его визита, начались приготовления к передислокации. Уставшие от однообразия рекруты носились как ужаленные, да и наёмники, в большинстве своем взбодрились и безропотно таскали тяжелые тюки и ящики с провизией.
Вскоре прибыли транспорты. Натужно гудя, появились прямо из леса, оставляя за собой глубокие борозды в снежной целине. И неуклюже сгрудились, мешая друг другу, на центральной площади, которую хотелось назвать поляной.
Лопата объявил погрузку.
После того, как разместили провизию, личному составу поступила команда занимать свои места. Данила устроился вместе со своей группой в головном транспортёре. И через десяток минут уже покачивался в такт, переваливающемуся на ходу из стороны в сторону на неровностях, транспорту, зажав между ног приклад своего пулемёта.
Дорога была долгой. Ехали часов пять.
«Хорошо ещё, что не пеший марш-бросок», — мелькнуло у Данилы.
Место их новой дислокации было посолиднее их убогого лесного поселения.
Когда они выбрались на построение, Данила с интересом осмотрелся. Это был, хоть и небольшой, но довольно ухоженный посёлок. Несколько перекрещивающихся улиц, однотипные, но аккуратные домики, большие и светлые казармы. Повсюду сновали люди, кроме рекрутов, сразу узнаваемых по своей неказистой, но выделяющейся форме, было много других военных, которых выдавала армейская выправка. Сразу было видно, что в поселке базируется достаточно многочисленное подразделение.
Единственное, что никак не изменилось, так это дикий звериный холод. Только выбравшись из транспортёра, Осташевский немедленно ощутил осточертевшее покалывание кожи на лице. Мороз тут же принялся щипать открытые части тела.
К этому привыкнуть было невозможно. Конечно, было глупо рассчитывать, что их переведут куда-то на юг, да и ехать бы в этом случае пришлось не пять, а все двадцать пять часов, но все жё маленькая надежда теплилась. Но розовые очки спали сразу же, как только Осташевский отвернул голову, пряча её от порывов пронизывающего ветра. В этом походе это был его крест — пронизывающий до костей холод, от которого не спасало даже термообмундирование.
После построения их определили на место расквартирования — это была чистая и просторная казарма, возведённая по всем правилам армейского строительства. Судя по масштабам царивших вокруг приготовлений, привезли их сюда не просто так. Затевалось что-то серьёзное. Данила постарался внутренне мобилизоваться и к ближайшим тренировкам подойти ответственно. Если намечается какой-то крутой замес, участвовать в нём нужно было в хорошей физической форме. Осташевский почувствовал знакомое возбуждение, такое, что накрывало его почти перед каждым предстоящим боем. И это был тот самый адреналин, который разгонял кровь и пробуждал боевой азарт.
Оставалось уточнить лишь одну, последнюю, деталь — на какой день назначена готовящаяся операция.
Как ни удивительно, но Влад почувствовал себя с утра выспавшимся и отдохнувшим. Словно не было накануне насыщенного встречами дня, вечернего инцидента и ночного беспокойного разговора.