Арина и впрямь начала дрожать, её правая нога отбивала на полу мелкую-мелкую дробь.
«Хорошо, что я в удобных спортивных туфлях, — глупо подумала она. — Надень я туфельки…».
— Давай! — неожиданно громко закричал Юрий Геннадьевич и подскочив с диванчика отчаянно бросился на ближайшего боевика.
И сразу же на Ариэль со всех сторон обрушилось множество одновременных событий. Пространство сфокусировалось в отдельные, оглушающие сознание, картинки.
Девушка распрямилась, как сжатая до упора пружина и рванула вперёд, Её охранник «проспал» такой рывок. Он только лишь инстинктивно вытянул вперёд руки, бестолково пытаясь её остановить ее. Но она легко проскользнула мимо, направляясь к тем двоим, дежурившим у выхода. Капрал все еще распрямлялся над пультом, а Метляков сцепился в клинче со «своим» охранником.
Арина набирала скорость, фиксируя на ходу, как оба боевика, один быстрее и резче, другой медленнее, поднимают стволы автоматов в её сторону.
«Анфиса, — мелькнуло у девушки на короткий миг. — Я — Анфиса!».
Она, молниеносно разогнавшись, подпрыгнула, выставив ногу вперед — как учила Маша! — целясь в более резвого боевика. Пятка девушки ударила того в грудь и он начал заваливаться назад, одновременно нажав на гашетку — пули ушли вверх, несколько попали в потолок, рикошетя с противным звуком и наполняя помещение пылью, перемешанной с дымом от сгоревшего пороха. Второй террорист на какие-то секунды замешкался.
По инерции Ариэль и сокрушённый ею боевик пробили тоненькую перемычку в проеме и вылетели, упав друг на друга, уже за порогом. Какие-то секунды они бестолково копошились, пытаясь подмять под себя друг друга, пока Ариэль не извернулась и с размаха не оглушила бандита по голове металлической частью своих пневмонаручников.
Тот на какое-то время затих. Этого девушки хватило, чтобы неуклюже — всё-таки наручники страшно мешали! — но всё-таки вскочить на ноги. Ариэль успела обернуться назад. Всё оказалось напрасным. Ариэль прекрасно видела, как из глубины помещения в неё целится один из боевиков. Ей даже показалось, что она увидела вылетевшую из ствола пулю. Но в этот же момент, в проёме показался чей-то силуэт. Кто-то перекрыл траекторию полёта пули своим телом. Арина видела, как пули впиваются в человеческое тело. И всё, что она успела, это до боли закусить губу. Потому что она увидела отца, который прикрыл её своим телом от выстрелов.
Ариэль рванулась в сторону, намереваясь бежать через плац. Она не хотела, чтобы смерть отца была напрасной. Неконтролируемые слезы катились из её глаз и засыхали на щеках, размазанные зимним ветром.
Со всех сторон, как показалось Арине, затрещали пулеметы, там и тут раздались взрывы, оглушая и закладывая уши.
Она продолжала бежать через плац, вытянув вперёд согнутые руки, закованные в наручники и ей казалось, что в неё стреляют со всех сторон. И ей было бесконечно жаль себя, такую одинокую, беспомощную и абсолютно несчастную, только что, из-за своей глупости, потерявшую родного человека.
Наблюдать за пустым плацем пришлось недолго. Из помещения КПП донеслись знакомые звуки выстрелов. Данила без труда определил, что «заговорил» штурмовой короткоствол, коим были вооружены не только рекруты, но и некоторые наёмники.
Потом к нему присоединился ещё один. Что-то там происходило, было не разобрать, какая-то суета. Пара фигур «вывалилась» наружу и принялась барахтаться на снегу. Расстояние не позволяло разглядеть детали.
А дальше определить виды оружия стало невозможным, потому что огонь открыли сразу с нескольких точек. Пули прошивали стены КПП, оттуда без промедления открыли ответный огонь.
Стена, у которой стоял Данила дрогнула, сверху посыпалась штукатурка. Осташевскому пришлось привычно приоткрыть рот, чтобы не оглохнуть от грохота. У него возникло ощущение, что во входной тамбур комнаты свиданий саданули из лёгкой пушки. Из покосившихся переборок пахнуло дымом и запахом тротила. У Осташевского сразу же запершило в горле.
Данила среагировал скорее автоматически. Подскочил к тамбуру и с удивлением понял, что снаряд (если это был он) разворотил входную рамку и пробил двойные переборки. За переломанными конструкциями светился зимний хмурый день. Осташевский пересёк завал, перепрыгивая через вздыбленные бетонные плиты, и оказался снаружи.