Я киваю:
— Даю честное слово. А вы обещаете не скрывать от меня того, что мне нужно знать?
— Если бы я хоть что-то знал, то прежде всего сообщил бы об этом вам.
Слова Бена правдивы, кажется, он начал полагаться на меня. И я понимаю, что наше доверие взаимно. Это чувство не выразить словами. Но что, если он не такой, каким кажется? Если я снова угожу в западню, я не выберусь из нее. «Пожалуйста, будь таким хорошим, как я о тебе думаю!» — мысленно молюсь я.
Мы замедляемся и попадаем в пробку.
— Ну вот, только начали ехать быстро, — говорит Бен. И продолжает серьезным тоном: — Морган, я вас плохо знаю, но судя по тому, что я видел, вы ставите свои интересы на последнее место. Так всегда поступала моя мать. Все с ней чувствовали себя спокойно, чувствовали себя хорошими и любимыми. И вот вы оказались рядом с Николь. На вашем месте мог быть кто угодно, но я рад, что это вы. Райан был идиотом, — улыбается он.
Я смеюсь, но мне все-таки грустно.
— Я тоже. До сих пор думаю: могла бы я его спасти, если бы прислушивалась к своей интуиции?
— Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным.
Бен встряхивает головой, волнистые пряди падают ему на глаза.
— Да мне ли об этом говорить! Я всегда думал, что женюсь, что появятся дети, но у меня совершенно невозможный график работы, и женщинам, с которыми я встречался, надоедало просыпаться среди ночи от сигналов моего пейджера, — он смотрит на меня. — Вам его не хватает?
Я морщу нос.
— Трудно ответить на этот вопрос. Мне не хватает того, в кого я когда-то влюбилась. Но тот, кто оставил меня нести бремя вины за его преступления, мне не дорог, — и я краснею от смущения. — Не верится, что я рассказываю вам все это!
— Я тоже удивлен тем, что говорю с вами о личном, — он трогает небритый подбородок. — Вообще-то я не очень понимаю женщин.
Лейтон бросает быстрый взгляд на меня, потом на дорогу. В этот момент мы снова начинаем двигаться.
Я складываю руки на коленях, потому что не знаю, куда их девать. Мне хочется коснуться его, но я не смею.
— Думаете, Грег хорошо позаботится о Куинн? Правильно? Я имею в виду кормление. И будет ли он обнимать ее, когда она плачет? Будет ли соблюдать график сна?
Он вцепляется в руль изо всех сил.
— По-моему, он не из тех, кто способен нянчиться с ребенком. Но он же ее отец. Он должен это делать, так?
— Надеюсь… — вздыхаю я. — Может, позвоните ему? Спросите, как там Куинн?
— Да, конечно. Я и сам собирался. Позвоню ему, когда окажемся на месте, — вдруг его лицо омрачается. — Но как мы поступим с Донной? Что, если она опасна?
— У меня есть перцовый баллончик.
Он громко смеется, и мне становится легче. Я закрываю глаза, думать я больше не в силах. Я так измотана тем, что почти не спала, страхами и волнениями последних дней, что незаметно проваливаюсь в сон и просыпаюсь, только когда машина останавливается и меня встряхивает. Мы остановились перед сухой сосной, за которой виден маленький трехэтажный дом, отделанный белым алюминиевым сайдингом.
— Это дом Донны? — спрашиваю я и смотрю на часы. Чуть-чуть за полдень, и Донны, наверное, нет. Сейчас, когда мы приехали, я уже не так стремлюсь застать ее дома. Мне страшно.
Бен кивает, собираясь выходить из машины.
— Я рад, что вам удалось немного отдохнуть.
— Я так устала. Спасибо, что дали мне поспать.
Его уши краснеют.
— Вы готовы? — спрашивает он.
Я нахожу в сумке баллончик, в очередной раз удивляясь тому, что оказалась здесь. Мы идем по дорожке, посыпанной гравием, к дому, и видим припаркованный «Шевроле Импала» черного цвета. Дом выглядит старым и обшарпанным.
Если что-то случится со мной, будет ли Бен бороться за Куинн? Думаю, да.
Следуя за ним на крыльцо, замечаю, что краска потрескалась и отваливается. Лодыжка все еще побаливает, но я могу идти ровно. Перед нами на перилах три оранжевых цветочных горшка, полные цветов, — единственное яркое пятно здесь. Небо синее, вокруг спокойно и мирно. Обстановка совсем не сочетается с бешеным стуком моего сердца.
Бен останавливается:
— Постучим?
Собравшись с духом, я киваю, хотя мне очень страшно. На тихой, безмятежной улице его стук звучит оглушительно громко. Ничего не происходит. Потом он снова стучит, и мы слышим тихий голос:
— Иду!
Глядя друг на друга, мы ждем около двух минут. Потом дверь открывается. Вот она, Донна, во плоти. Вид у нее изможденный и совсем не угрожающий, бледное лицо обрамляют ярко-рыжие вьющиеся волосы, давно не чесанные. Пока еще нельзя исключать, что она вела «Приус», но очень трудно представить эту хрупкую женщину опасной преследовательницей.