Затем крупным планом показали печальные глаза Юрия Палыча. Он подошёл к болгарскому наставнику Христо Стоичкову, что-то ему быстро сказал, пожал руку, изобразил на своём лице подобие дружелюбной улыбки и, опустив голову, широким шагом направился в подтрибунное помещение. Я, как никто другой, понимал его чувства и разделял его душевную боль. Сборная России провела невыразительный матч, как, впрочем, и два предыдущих, потерпев заслуженное поражение. Пусть и с минимальным счётом, но поражение. А ещё я, хоть и не видел большую часть матча, но даже мне было заметно, что сегодня команда не играла как единое целое. На поле не было КОМАНДЫ. И это обстоятельство меня очень сильно удручало. Тренерскому штабу сборной было над чем поразмыслить перед следующими отборочными матчами, которые пройдут в двадцатых числах марта. Буду надеяться, что к этим играм я буду в хорошем игровом тонусе и без травм и получу вызов в национальную команду.
После этого тура моя команда оказалась на последнем, седьмом месте. В это не хотелось верить, но цифры турнирной таблицы это подтверждали. И это были мы, действующие победители Мундиаля, которые ещё совсем недавно крушили на своём чемпионском пути все команды подряд…
Мне было обидно и стыдно за нас. Мы загнали себя в очень сложную турнирную ситуацию, из которой нужно будет как-то выходить. Иначе нас не поймут ни болельщики, ни руководство РФС, ни власть имущие лица страны, которые отвечают за спорт. После фееричного завоевания Мундиаля такое невзрачное и блеклое выступление сборной будет расценено как позор. Нам-то, футболистам, ничего не будет, малость побухтят из всех «самоваров» и «утюгов» — да забудут. Такое в истории российского футбола было уже не впервой. Ведь других игроков, соответствующих уровню первой сборной, всё равно нет. А вот Юрию Палычу и его помощникам это грозит немедленной отставкой. Даже несмотря на то, что несколько месяцев назад вся футбольная общественность страны и не только пела ему хвалебные дифирамбы и фигурально носила на руках. Это Россия! Здесь хорошее быстро забывают… Но Сёмин и все его футбольные сподвижники определённо не заслуживают такого обращения. Поэтому подожду день, другой, третий, послушаю, что творится в российских СМИ и что пишут в интернете, пообщаюсь со знакомыми футбольными людьми, и если над их головами замаячит хоть малейший намёк на увольнение, то я не просто вмешаюсь в эту ситуацию, а поставлю зажравшимся футбольным чиновникам, решающим судьбу сборной, жёсткий ультиматум. Либо эту отборочную часть к европейскому первенству мы проходим под руководством Сёмина и его единомышленников, либо я отказываюсь играть за национальную сборную. Мне теперь терять нечего. Тренерский штаб в обиду не дам. Сёмин, как и Бородюк, — «свои», проверенные делом и вызывающие уважение специалисты, которые доказали свой высокий уровень профессионализма! И за них я буду рвать и метать! Поэтому пойду на прямой шантаж, чтобы мне это ни стоило. После завоёванного золота, которое подняло рейтинг российского футбола до уровня мировых грандов, я имею на это полное право…
Возможно, я не прав. Возможно, в глазах некоторых людей я ещё совсем неопытный и наивный молодой человек, который, кроме футбольного мяча и тренировочных площадок, не видел в жизни ничего серьёзного. Возможно, моё поведение не понравится многим чиновникам и обычным людям. Я готов принять любую критику. Я допускаю всё и готов идти до конца… До справедливого конца. Я живой человек, и сейчас меня переполняют эмоции, и я ничего не могу с этим поделать.
Я выключил телевизор, откинулся на спинку дивана и долго смотрел в темноту, пытаясь понять причины блеклой игры своих партнёров по сборной, а также гоняя другие немаловажные мысли в своей голове, пока не услышал из просторного коридора, ведущего в нашу спальню, приятный голос жены.
— Сашуль, ты идёшь спать или и дальше будешь сидеть в темноте и грузиться?
— Да, малыш, иду, — ласково ответил я и рывком соскочил с дивана, задев левой ногой массивную деревянную ножку журнального столика, о котором совсем забыл и в темноте не увидел. Было больно, хотелось кричать и материться во всё горло. Но я нашёл в себе силы перетерпеть острую боль, издав едва слышимый стон. Сжав зубы, я помассировал травмированное место под коленкой и, прихрамывая, поковылял в спальню.
Спустя пять минут мы уже лежали в уютной постели. Лена прильнула ко мне под бочок, нежно поцеловала в губы, пожелала приятных снов, закинула на меня ногу и руку и практически сразу же уснула. Я же ещё долго не мог сомкнуть глаз, размышляя о событиях этого необычного и полного трагизма дня. Мне было над чем подумать. Нет, я не размышлял о поражении своей команды и её незавидной ситуации. Перед глазами стояло запотевшее зеркало из португальского отеля, на котором аккуратно была написана дата моей смерти — 23 августа. Я наконец-то осознал всю безысходность своего положения. И больше всего меня угнетал не факт своей скорой кончины (это не страшно, я уже однажды её испытывал), а переживание за свою семью: Лену и нашего будущего ребёнка. Мне нужно будет обеспечить их всем необходимым. Они не должны ни в чём нуждаться. Успокаивает лишь одно: у меня есть время. Его немного: всего десять месяцев. Но я обязательно что-нибудь придумаю и заработаю достаточно денег на безбедную жизнь своих близких и родных людей. За этими мыслями я совсем не заметил, как вырубился, оказавшись в крепких объятиях Морфея.