Постоянно приходится напоминать себе, что подземное царство изначально было представлено синкретизмом рая и ада, вернее — их прообразом: туда попадали совершившие достаточно благородных поступков, то есть, добродетелей. Возможно, иной просто перемолол зерновых на порядок больше других. Божество оплачивает труд бесконечным блаженством. Или превосходным застольем с родными, — на скандинавский манер.
При смене родовой общины на соседскую, общее представление лишь укрепилось. О да, и не осталось следа первопричины. «Закапывать трупы, чтобы не распространилась зараза», — приблизительно так звучал голос вождя, исключая междометия и нецензурную, по современным меркам, лексику.
Действительно, множество бликов. Я видел будущее, где величественные статуи возвышались над огромными фабриками. И на них зиждились столпы и шпили. Затем наступила война. Чёрные мундиры свозили в лагеря смерти изгоев и отступников. Тысячи падших. Когда закончился военный режим, человечество истощило богатства Земли. И немногие выжившие с отрадою встречали закат, конец очередной беспросветной унылой эпохи. Я искал в этом мире исток, и теперь могу о нём рассказать…
Утлая мгла. Вначале загремели цепи. Я рассматривал себя со стороны, будто переживая сон во сне. Проведя ладонью по векам, я радостно закричал:
— Да здравствует опустошённый храм! О, дивные мнихи.
И кто-то вдалеке ответил:
— Раскрой псалом, воззри Давида, пока горит соломенный шар! И мраморные палладиумы тянутся выше небес. Но «нам» не нужны красивые идолы и вычурные алтари, мы строим «грандиозное» в сфере познания. О, вскоре над облаками исчезнет пыль суеверий. И незаметно пролетят угольки.
Меня передёрнуло. Фразы моего безликого визави, неаккуратно брошенные в подобие омута, видимо, не должны были обнаружить реципиента. Вернейшая догадка, возникшая в тот же момент: «Это абсурд!..»
Безумный старец зазывал ночь, словно чародей или «степной волк». Неужели он слышал чистый голос разума? Голос Чистого разума? Но я представляю, что означает противоречие, рождающее истину. Как нечто среднее между глубоким гротом и графическим обаянием стилуса, выводящим мысль на новый уровень глобализации и пафосной скуки.
Я огляделся: единственный выход закрывала прогнившая лестница и несколько сетей паутины. Ступив на порог, я прикоснулся к перлам дождя. Сей приют оказался заброшенным склепом на окраине города. Воплощение обречённости. Последней неприметной, но незаменимо-яркой вещью в округе, не содержавшей мрачный посыл или отголосок чего-то извне, была пачка лимонных сухариков. И то, наполовину пустая. Впрочем, китрино, хрисо, — также признак уныния.
От главной улицы отделялся мелкозернистый асфальт: цельный путь словно разрывал по частям неприветливый мир. «Бесспорно, война», — первая мысль. Но здания предстали нетронутыми. Чуть дальше, в витринах, сияли утончённые украшения, различные картины, доспехи, подарочные марки. И посередине — бархатная ткань с таинственной надписью «15.X». Готический шрифт — золотой нитью.
Один из прохожих, завидев меня, торопливо проговорил:
— Guten Morgen. Ich gratuliere zum Feiertag.
— Извините, я вас не понимаю.
— А, вы не местный. Но, всё равно, с праздником.
Мне было неловко, но я переспросил:
— С каким?
— Как? Вы не знаете? — Задумался он. — Сегодня день рождения бога.
— Что? Бога? О чём вы вообще?
Он указал вдаль…
Огромная колонна. Поодаль — виднеется размытое изображение чьего-то лица (просто запотели очки). Величественные усы и загривок в виде волны. Я сразу признал в нём образ, подходящий на роль божества. Всегда хотел нарисовать его портрет, но, в общем-то, не решился. Теперь рука чаще дрожит, и кисть не поддаётся прежним порывам. Немного грустно, в последнее время депрессия не носит экзистенциальный характер. Но это же хорошо, правда?..
Проплывающее облако ласкает корпус космического корабля, и даже с моего приземлённого ракурса чётко видно, как блестит орбитальный отсек. И множество рулад сливаются с рёвом двигателя, перебивающим пение скворцов и зарянок. На голубой высоте сияет статуя фортуны. Только что реставрированная после Октябрьской бури. Отделка — в кричащих тонах.