— Они ещё не готовы. Согласен?
— Бог, они никогда не будут готовы.
— «Sub specie utilitatis». И ты нигилист. Ценю это качество. Но в отношении общества следует мыслить практично. Не наличность полотен рождает фантазию, также, как и не воля к власти привносит в ассоциативную карту тёмные ветви и дух отрицания.
Положив ногу на ногу, он принял открытую позу и начал задавать мне вопросы. На первые я отвечал сразу, последующие вызвали серьёзные затруднения. Обойдя метафизические и схоластические теории, мы перешли к Ренессансу. Тогда и возникло ощущение самообмана.
«Accidit in puncto, quod non speratur in anno». И чтобы мне, не совершившему подношения, выпал случай встретиться с ним. А он лишь с интересом наблюдал за моими раздумьями. Несколько искр слетело к центру, и засияли зрачки, наполненные одновременно и губительным ядом, и панацеей.
— Разум шаток. В безжалостной игре, под названием «vita brevis est», главное помнить, что любая мелочь может сломить. И оборвётся не только борьба, но и самозабвенная искренность, ввергающая в новые битвы и толкающая на подвиги. Вот только, почему ты называешь меня — богом? Не стоит.
В его руке плясал небольшой огарок свечи, неаккуратно сметённый со столика. Меня обожгла рефлексивная чувствительность.
Тишайшая сцена: флагеллант и мученик. Один безжалостно хлещет плетью, другой — расслабленно сжимает её. Они счастливы, потому что податливы гонцам разрушения. Пусть красные реки наполнятся вновь, постоянно сменяя русла и истребляя всё на пути. За миг тенистая роща отчаянья — просто сырая земля.
— Даже в этом я создаю избыток. Я постоянно себе повторяю: «Золотая середина, умеренность, бережливость». Но что-то толкает вперёд, к большей страсти и боли. За ними — открытия. А как ещё развеять скуку? — Вдруг сказал я, чтобы выгадать время и собраться с мыслями. — Мне, всё же, должно быть стыдно. К знанию меня привело отчаянье. Не любопытство, как Гегеля. Не утончённый трепет, как Вагнера.
— О Вагнере можно рассуждать долго. — Мечтательно проронил он. — И спорить. — Уже более хладнокровно.
— Раз мы ценители искусства. О, мотивы в его музыки — настоящее сражение. Я часто пишу стихи под «Лоэнгрин» и «Золото Рейна». Несмотря на тщетность попытки, таким образом я продолжаю бороться. Вы мой бог, вас никто не сломил. — Так я решил подытожить свою глупую исповедь.
— Да, я сломил сам себя. И в конце остался — победителем.
Я ощутил на себе взоры умерших. Подземелье дрожало. И чрезвычайно важный повелитель выглядел более уверенным и раскованным. Меня же тьма утомила и вскоре из категории безмятежной красоты перешла в привычную меланхолию. Стены сужались, и, не выдержав, я обратился с воззванием:
— Поговорим в другом месте?
Он не отозвался. Лишь приподнял бровь.
— Мне тесно. И трудно дышать.
— Догадываешься, почему?
— «Veritas una, error multiplex». — Заявил я.
— Отбрось условности. Ты не явился ради истины, — увидеть образ на цепях. На деле, тебя терзает внутренняя вражда. Боишься повторить участь философа? Не стоит взваливать на плечи непосильную ношу, твоя надежда бесплодна.
— За что тогда мне цепляться? Определяя аспект бытия?
— Правильный вопрос. Жизнь не стоит ни гроша, а смерть — и того меньше. Свобода и воля — единственное, что заставляет карабкаться в горы и строить мосты. Награда, издержки, упоение славой — приходят потом, вместе с бессознательной частью от избранных убеждений. Настоящей причиной — не капитал, или Маммона, демон заслуги: «Я справился, значит, достоин». — Прежде всего, Эпикур. Собственное счастье — то, о чём ты не будешь сожалеть. Прими себя таким, какой ты есть...
Я проронил слезу.
— И ещё: я тебе не бог, я просто друг, возможно, самый близкий. Тот, кто всегда понимал тебя в нашем, до этого дня, одностороннем общении.
В следующий миг стена раскололась, в комнате утвердилось сияние, и сверху посыпались цепи. Но боль притупило их созерцание: гибкое движение, — ладонью от сердца, явило мне суть. Я чего-то добился. Отдельные факты, разрозненные события пронеслись в памяти, срастаясь в одно общее чувство тревоги и, вместе с тем, в светлое воспоминание.
Страшное духовное возбуждение овладело сознанием.
Я повернул голову и понял, что уже полдень. Падают листья и плывут облака.
— Ты проснулся?
— Наверное. Пока не уверен…
— Как загадочно. Но что тебе снилось?