В шкафу без дверец гостиничного номера имелось лишь четыре несъёмных вешалки, оконные шторы пропахли застарелым сигаретным дымом, настольная лампа под абажуром перегорела, но в целом – приемлемо.
С оплатой услуг проблем не возникло. Насколько она успела заметить, шикарный бумажник «Джона» с вытесненными по бокам золотыми инициалами был набит купюрами достоинством не ниже двадцатки. Буквы она не сумела распознать, поскольку лампа над входной дверью горела еле-еле, и, когда клиент потушил её, единственный свет, проникавший в комнату, исходил от мигающего неонового рекламного знака за окном. Синий – чёрный, синий – чёрный…
Ну, избить её для начала он не попытался. Просто стоял и ждал, пока она раздевалась и складывала вещи у изголовья кровати. Когда реклама зажигалась, обнажённое тело и волосы виделись ему ярко-голубыми.
- Голубой ангел, - пробормотал он.
- Что?
- «Голубой ангел»! – Он притянул её к себе. – Старый фильм… Видел его премьеру в Германии. Задолго до твоего рождения…
Она обежала его лицо глазами и слегка коснулась пальцами щеки.
- Не обманывай меня!.. Не такой уж ты и старый.
- И ты не такой уж непорочный ангел. Внешность часто бывает обманчивой!.. – Он вдруг расхохотался, хотя ничего особенно смешного вроде и не сказал.
Непроизвольно она поморщилась, но тут же вернула лицу бесстрастное выражение. Ничего сверхординарного не происходит – большинство «Джонов» были болтливыми и до, и после соития. А поскольку ей платили заранее, она их слушала. Но только не нравилось ей это занятие!.. Если разговоры – главное, что им нужно, почему бы не потратить баксы на телефонные звонки? Болтовня – удел для одиночек в барах. Как же хочется встать, одеться и уйти!.. Вот была бы хохма!!
Только это вряд ли сойдёт ей с рук. И она преисполнилась ненавистью к нему, как, впрочем, и ко всем до него – болтливым и молчунам. Если бы не крайняя потребность в деньгах, она бы не совокуплялась с ними. Но поздно!.. Единственное, что оставалось – слушать разглагольствования и ненавидеть их всех и свой грязный вонючий бизнес.
- О чём ты думаешь? - Спросил он.
- Ни о чём.
Он улыбнулся:
- Да-а-а… Вопрос мужчины, ответ женщины.
Наконец он склонился к ней, поглаживая пальцами её лицо. Улыбка погасла. За окном показалась из-за туч луна. Неоновый знак в очередной раз моргнул и совместный свет обоих сделал все предметы в номере яркими и контрастными.
«Может, он и старше, чем мне казалось», - подумалось ей. Но этот факт её не встревожил, хотя она ощутила некоторый дискомфорт от взгляда на «джоново» лицо, прекратившее улыбаться. Эти его глаза казались какими-то потусторонними. Всякий раз, когда реклама загоралась, ей чудилось, что взгляд клиента проникает вовнутрь её черепной коробки, что он способен читать её мысли.
- Не волнуйся, - сказала она ему. - Я в порядке.
- Да, да… - Улыбка вернулась на его губы, но теперь виделась совсем другой. Как, впрочем, и голос – казалось, он напитывался силой от тьмы, сменившей синеватый цвет и пропавшую за тучами луну. - Ты хотела бы, чтобы тебя здесь не было, не так ли?
Он читал её мысли! Она не нашла в себе сил на протестующую улыбку, даже с собственным голосом трудно стало совладать:
- Я в порядке, говорю же тебе…
- Обманщица! – Усмехнулся «Джон». – Сознайся же, скажи прямо: «Не хочу, чтобы он был со мной». – Он смотрел прямо ей в мозг. – Проблема в том, что и я не хочу здесь находиться. Но попросту нет выбора. – Голос приобрёл звучную глубину, красноватое пламя стало разгораться в глазах. – Как это всегда и бывает, моя дорогая, наши потребности делают нас своими рабами. Все мы следуем предначертанному образу жизни, все привязаны к своим постелям…
Она чувствовала его ненависть, не меньшую, чем та, что испытывалась ею самою к нему. И в этой взаимной ненависти оба прошли через эрзац любви. Во время полового акта ей казалось, что неоновый свет рекламы мелькал всё чаще, в унисон их собственному убыстряющемуся темпу движений.
И вот он навис над ней, но на лице не было даже той давешней странной улыбки, напротив – чело «Джона» исказила зверская гримаса, ноздри раздулись, обнажились длинные клыки, неуловимое движение – и они вонзились ей в шею. Она закрыла глаза, чтобы оградить своё сознание от жуткой картины, но перестать чувствовать – было не в её силах. И, когда боль слилась с невообразимым, ранее не испытываемым удовольствием, её глаза распахнулись на миг, а затем закрылись снова и мозг погрузился в абсолютную тьму, куда не проникало ни единого неонового блика.