– Что с Марией?
Хоть на этом спасибо. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать: я звонила не из-за пустяковой царапины.
– Он-на в операционной… только что у-увезли.
Мимо меня прошли врачи с медсестрами. Они переглянулись, что-то тихо обсудили. Кто-то из них собирался подойти, но я отрицательно покачала головой. Я дала понять, что все в порядке и медицинская помощь мне не нужна. А вот психологическая помощь пригодилась.
– Ты дура?! – заорал Валера. – Что ты сделала?!
– Я?
– Она из-за тебя в больнице?! В какой?
Я проговорила на автомате название больницы.
– Ну, Аленушка, выясню, что это все из-за тебя, клянусь, я тебя по судам опять затаскаю!
– У нее аппендицит… – я тихо просипела, голос пропал. Каждый раз, когда он начинал кричать, я становилась беспомощной и теряла способность говорить.
– Какой аппендицит у четырехлетнего ребенка, они там, что, все ***нутые? Забирай ее! Отвезем к нормальным врачам!
– В смысле «забирай»? Она уже на операции, ты меня не слышишь?
– Все, я щас приеду!
Он сбросил вызов.
И он приедет. Теперь мне нужно переживать не только за ребёнка, но и за то, какой переполох устроит мой бывший своим поведением. И понтами.
Я сидела у лифта, наверное, целую вечность. Больничные стены давили, запах лекарств душил. В голове гудело. Я не знала, что делать дальше. Просто сидела, как потерянная, и ждала чего-то. Чего именно – не понимала.
Двери лифта бесшумно разъехались. И вот он. Алексей. Но не один. Рядом с ним стояла ослепительная блондинка, высокая, статная, в безупречно белом халате. Настоящая кинозвезда. Она что-то говорила, весело смеясь, и Алексей отвечал ей улыбкой, которой я не видела уже давно.
Он увидел меня сразу. Улыбка сползла с его лица. Брови нахмурились. Быстрым шагом он подошел ко мне, опустился на корточки.
– Хэй? Все в норме? – в голосе тревога.
Он помог мне подняться, ощупывая руки, плечи, словно проверяя, не сломала ли я что-то. Его прикосновения обжигали, вызывая мурашки по коже. Но я не могла ответить. Слова застряли в горле.
– Люсь, что-нибудь… что есть из быстродействующего успокоительного, принеси, пожалуйста, – обернулся он к блондинке деловым тоном, каким я его не слышала никогда.
– Ты не попутал, Кораблёв? Я, вообще-то, твой начальник, а не ты – мой.
Алексей раздраженно рыкнул на нее:
– Люся! – и быстро собравшись, взял себя в руки и проговорил, процедив сквозь зубы: – Успокоительное. Пожалуйста, Людмила Дмитриевна.
Она кивнула и, бросив на меня мимолетный изучающий взгляд, скрылась в кабинете заведующей отделением. Алексей снова повернулся ко мне, его лицо было напряженным.
Он осторожно увел меня, держа за плечи, за поворот, и мы оказались в небольшом темном тупике, ведущем к запасному выходу из больницы.
– Как Машуля? – прошептала я, боясь нарушить тишину, которая, казалось, звенела в ушах.
– Она умница, смелая, – заверил Алексей. – Легко уснула, без слез. Даже не пикнула, когда медсестра укол делала. Настоящий боец.
Сердце сжалось от благодарности и облегчения.
Я не удержалась и бросилась к нему, уткнулась лицом в его грудь и расплакалась. Слезы текли ручьем, смешиваясь с тканью его рубашки. Я плакала от страха, который пережила, от благодарности ему, что он был рядом, не дал ей сильно бояться.
Алексей погладил меня по спине сначала неуклюже, осторожно, словно боясь сломать, а потом крепче прижал к себе и ласково успокаивал тихими словами:
– Все будет хорошо, скоро ее привезут, ты снова ее увидишь, обнимешь, поможешь ей быстро восстановиться и через каких-то пять дней уже домой пойдете.
Постепенно, рыдания стали тише, перешли в сдавленные всхлипы. Я отстранилась, подняла на него заплаканные глаза. В полумраке тупика его лицо казалось особенно мужественным, с тонкими морщинками вокруг глаз, говорящими о пережитых трудностях.
Он был с ровным, красивым темным загаром, я вспомнила, что Зоя говорила, что он только что вернулся из отпуска. Загар в середине марта? Очевидно, кое-кто все-таки получил наследство от деда.
И пах он роскошно, сложное и многослойное сочетание нот свежести и тепла. Всегда бы нюхала!
Он нежно вытер мои слезы большим пальцем.
– Тише, тише, все будет хорошо, молочная Аленка, – прошептал он, и в его голосе звучала такая уверенность, что я почти поверила ему. – Твоя дочь обязательно поправится. Ты только держись, ладно? Ты ей нужна и ты должна быть сильной.