В голосе Алексея Дмитриевича не было ни капли агрессии, лишь твердость и профессионализм. Валера, видимо, был настолько ошеломлен таким вежливым отпором, что просто замолчал, опустив голову. Напряжение немного спало, и я смогла сделать глоток воды, которую протянула мне Любовь Дмитриевна.
– Спасибо, – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает комок.
Она слегка кивнула, а затем обратилась к Валере:
– Позвольте напомнить вам, что вы находитесь в верхней одежде и без бахил в хирургическом отделении. Как его заведующая, я требую вас покинуть отделение и возвращаться в надлежащем виде: халат, сменная обувь и, самое главное, спокойный тон.
– Если у вас возникнут вопросы по поводу операции или дальнейшего восстановления, я готов на них ответить. – Добавил Кораблев всё так же спокойно и даже снисходительно, как будто растолковал простые истины умственно отсталому. – Но, пожалуйста, в рамках уважительного диалога.
Валера, все еще выглядящий растерянным, неохотно кивнул. Он больше не кричал и не пытался меня унизить. Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности. Защищенной. И все благодаря спокойной, профессиональной, но твердой позиции Алексея Дмитриевича и его сестры.
Когда мой бывший развернулся, извинившись, и побрел на выход, я заметила, как брат с сестрой незаметно дали друг другу «пять».
– Фу, хам какой! – проворчала Людмила Дмитриевна. – Дай знать, когда он снова появиться, буду рядом, на всякий случай.
– Люсь, чаем угости девушку, пожалуйста, мне на обход надо, – мягко попросил Кораблев, склонившись над ее ухом. – Черный с сахаром.
– Будут еще указания? – сквозь зубы процедила его сестра.
Алексей нахмурился, не улавливая причины ее недовольства.
– Пойдемте, Алена Викторовна, – она взяла меня под руку и повела в свой кабинет заведующей.
Дверь за моей спиной тихонько щелкнула, и Людмила Дмитриевна, секунду назад излучающая деловую энергию и начальственный тон, словно сбросила с себя маску.
Взгляд ее стал мягче, в уголках губ появилась едва заметная улыбка, словно она освободилась от бремени ответственности, которое обычно носила на своих плечах. И надо признать, без этой маски она была просто невероятно красивой. Удивительно, как сильно меняет человека роль, которую он играет.
– Присаживайся, дорогая, – проговорила она, подходя к небольшому столику, заваленному бумагами, и принялась что-то искать. – Сейчас чайку сделаем. Тебе нужно немного прийти в себя.
Она ловко заварила чай из кулера, насыпала пару ложек сахара, положила рядом ложку и блюдце с конфетами. Все это выглядело так по-домашнему, так контрастировало с официальной обстановкой кабинета.
У меня совсем не было аппетита. Кажется, я не ела уже сутки, с тех самых пор, как ушла на работу. Дорогой деловой костюм, безупречный макияж – все это сейчас казалось неуместным и фальшивым. Я все еще была в состоянии шока. Дочь… сейчас ее оперируют. Мысль об этом не давала покоя.
И потом, как вспышка – воспоминание о том, как брат с сестрой заслонили меня от ярости Валеры. Как они вовремя оказались рядом, не дали ему причинить мне еще больше боли.
– Спасибо вам за то, что помогли, – поблагодарила я, отпивая чай. Как же хорошо!
– О, ты про твоего мужа? – Людмила тоже заварила себе чай и устало плюхнулась в свое кресло. – Ничего, что я на «ты»?
– Конечно, – я оглядела ее, кажется мы были с ней одного возраста. – Но он мне уже не муж. Мы в разводе.
«Слава тебе, господи!» – мысленно добавила я.
Людмила посмотрела на меня с насмешливой улыбкой и медленно произнесла:
– Значит, ты сейчас свободна?
Я кивнула и снова отпила чай. Тепло растекалось по желудку, снимая напряжение. Но мысли о дочери не покидали голову.
– Леша… хм, Алексей Дмитриевич будет рад это слышать.
Я почувствовала как жар приливает к лицу. Мне нужно было многое спросить у нее о ее брате, но если честно, в данный момент меня ничего, кроме дочери не волновало.
– Спасибо за чай, – еще раз поблагодарила я, обхватив кружку ладонями, чтобы они согрелись.
– Не волнуйся, все с твоей крохой будет хорошо, Арсений Палыч мужик крутой! Руки у него золотые!
– Я п-понимаю…
На миг Людмила задумалась и сощурившись спросила:
– А сколько, говоришь, малышке точных лет?
Я поняла к чему был вопрос и не стала юлить, ответив честно:
– Четыре года и три месяца.
– Хм-м-м, – протянула она, снова что-то себе напевая под нос. – И зачата была примерно… в конце марта?