— Может быть, перейдём к делу? — спросила она.
— Если везёт, прерываться нельзя, — мужчина поправил шёлковый шейный платок, достал носовой, и вытер лоб, — уф, так я ещё одно жалование себе заработаю. Дело, сеньора, никуда не убежит.
— Ноль, чёрное, — снова обрадовался крупье. — Вам повезёт в следующий раз, сеньоры.
— Ага, как же, — мужчина встал, пошарил в карманах, — чёрт, знал, что не надо садиться. Пять тысяч наличными.
— Мы договаривались на три, — тихо сказала Тереза.
— Это вы с сержантом Прустом договаривались, но он спихнул всё на меня, потому что запрос должен идти из другого участка, — мужчина тоже говорил тихо, одновременно высасывая коктейль через соломинку. — Если вы ищете, чем тут занимался советник Перейра, пока не перебрался в столицу, поверьте, вы не будете разочарованы, там такое, что никто просто так не расскажет. Материалы можно отсмотреть только во втором участке, сами дела не засекречены, только без индекса и кода доступа вы их не получите. Второй участок находится на Кленовой, там подключимся из общего терминала для посетителей. Только условие, максимум двое сопровождающих, мне неприятности не нужны. Заплатите, когда получите то, что нужно, вы личность известная, да и Пруст отзывался хорошо.
Сержант Пруст лежал в собственной кровати с медицинским пластырем на шее, и крепко спал. Пластырь каждые пятнадцать минут вводил ему успокоительное, заодно измерял давление, температуру тела и проверял анализ крови, Кошта не хотел лишних жертв.
Он согласился на подсказку в сто пятьдесят тысяч, и не прогадал, оказалось, что репортёр Тереза Симмонс ищет информацию на Перейру, который избирался в мэры Верхней столицы. Судя по всему, Симонс интересовали не только положительные стороны будущего мэра, но и отрицательные, она договорилась с сержантом Прустом из третьего участка, что тот подберёт ей информацию. Кошта прослужил в полиции много лет, и с бывшими сослуживцами всегда мог найти общий язык. Вспомнить общих знакомых, какое-нибудь дело, в котором оба участвовали, выпить по паре стаканчиков, поругать начальство и пенсионную систему, и вот два незнакомых друг другу офицера уже лучшие друзья. Смена в полиции заканчивалась каждую треть, и, хотя у Кошты не было ничего, кроме имени и внешности нужного человека, ребята из третьего участка ходили в «Слепую сову» на углу Боливара и Фюнеса. Пришлось подождать, сержант освободился позже обычного, и заявился в компании двух друзей. Это сыграло на руку, Пруста не пришлось спаивать, он сам основательно набрался, и уже собрался расплатиться, как почувствовал на плече ладонь Кошты.
— Сержант Пруст? Генрих? — мужчина с большим ртом растянул его ещё больше в радостной улыбке, — ты меня точно не помнишь. Я — Кошта из седьмого.
— Кто? — не понял Пруст, пытаясь набрать на комме нужную сумму.
— Погоди, я за тебя заплачу. Дьявол, я же тебе почти жизнью обязан, помнишь пожар на Терновой? Ты же моего напарника вытащил, я уже собирался за ним в огонь прыгнуть, и тут ты его на плече волочишь.
Пруст и вправду лет десять назад спас кого-то из горящего магазина — преступник ограбил его, сам вызвал полицию, а потом, когда несколько полицейских из разных патрулей, оказавшихся поблизости, зашли внутрь, активировал взрывное устройство, лежащее в сумке. Тогда погибли четверо, включая самого преступника и продавца, а Пруст отличился, почти из последних сил вытащил одного из патрульных, Ровелло. И вроде как именно из седьмого участка этот Ровелло был. Сержант кивнул, всё ещё недоверчиво глядя на незнакомца.
Кошта решительно отодвинул комм Пруста, сам заплатил за выпивку, и заказал ещё два пива. А ещё через полчаса вызвался отвезти нового приятеля домой, потому что такси стал слишком дорогим в последние годы, не по карману честному офицеру. Пруст согласился, и потом уже мало что помнил.
Полицейским в чине сержанта и выше, ставили имплант, защищающий от мед-допроса, когда-то их вживляли за рёбрами, но после многочисленных жалоб в профсоюз стали вшивать под кожу, и то не всем, а только тем, кто на это согласился. У Пруста имплант выделялся еле заметным бугорком возле локтя. При введении препарата для допроса, или при попытке удаления имплант посылал сигнал в участок, поэтому Кошта сперва на глазах у всего кондо затащил сержанта в его собственную квартиру, раздел, и уложил на кровать, и уже там, оглушив ударом по голове, обмотал руку Пруста отражающим материалом. По счастью, сержант давно развёлся и жил один, так что страховому агенту никто не мешал.
Капсула с микроиглами легла под язык, несколько микродоз стимулятора впрыснули в кровь интервалом в три минуты. Имплант мужественно боролся с каждой, но на пятой его ресурс закончился. После этого часть оболочки капсулы растворилась, из оболочки выделился препарат, растормаживающий сознание, язык сержанта развязался, и он выболтал, сколько заработает, всего лишь рассказав репортёру из «Ньюс» о пяти старых делах. Кошта аккуратно скопировал индексы, продублировал пропуск Пруста, послал с его комма сообщение Терезе Симонс, затёр в записях камер сцены со своим участием, вытащил изо рта сержанта то, что осталось от капсулы, и вместо неё положил пилюлю со снотворным. Как Пруст будет объяснять себе и другим шишку на голове, Кошту мало интересовало.