— Отлично, сделай это. А пока — у тебя есть хоть одно доказательство?
— Нет, — признался агент, — только интуиция, но ты знаешь, она меня не подводит.
— Дам три часа. Если не сможешь предъявить обвинение, Лемански свободна.
— Сам хотел тебе это предложить. Пусть подумает, что мы ничего не добились, а пока мы за ней проследим.
— Даже не вздумай, — Диана поднялась, — тебе осталось два года до пенсии, но, если будешь поступать по-своему, вылетишь завтра. Я не посмотрю, что ты мой отец, отправишься в свой садик цветочки копать. Где саженцы взять, ты уже знаешь.
Фран выпустили к вечеру. Ей вернули мотоцикл, комм и оружие, девушка заполнила бланк отказа от претензий, и через несколько минут выехала на Каменное шоссе, ведущее в Нижнюю столицу. Первым порывом было отправиться на склад, вывезти оттуда всё оборудование, а само здание спалить начисто, но камеры показывали, что туда никто не наведывался, и не стоило пока что привлекать к нему внимание. В кофре мотоцикла лежала винтовка, в кобурах — два пистолета, стандартный набор любого жителя Параизу, оружие обслуживали в обычном магазине, не лучший выбор для киллера, а вот для самозащиты то, что нужно. Оставалось найти место, где можно переночевать относительно безопасно, и решить, что делать дальше.
Геллер пытался разобраться в огромном массиве данных, который собрал его виртуальный шпион, когда получил сигнал, что в комме Фран Лемански копается кто-то посторонний. Через минуту он определил, что копались, скорее всего, спецы из Бюро — они получили доступ, используя универсальный пароль, у полиции такого не было. Значит, у девушки возникли неприятности. Инженер связался с Веласкесом, тот сказал, что разберётся.
— Как дела? — спросил Павел.
— Такое впечатление, — инженер зевнул, — что этот бот собирал всё подряд. Я теперь знаю, сколько денег у «Айзенштайн» уходит в год на заправку освежителей воздуха, и кто их подрядчик. Он их обдирает, как липку, мы можем подсунуть другое предложение, более выгодное.
— И это всё?
— Почти, — признался Геллер, — программа считает, что ничего важного тут нет, но я надеюсь.
— Мы тут на яхте болтаемся, вблизи Майска, эти ребята из команды Суарес не отстают. Розмари может помочь.
— Зачем это ей? То есть да, было бы отлично. Переключаю канал, теперь вы видите то же, что и я, доступ идёт через Касабланку, это безопасно.
— Павел сказал, ты ищешь, где могут держать Филипу. Как ты это делаешь? — подключилась лейтенант.
— Понятия не имею, в крайнем случае нарою что-нибудь компроментирующее, и заставлю их поменяться. За несколько лет какой-то мусор собрали, программа его сортирует, по времени там, по важности, и сотне других критериев, но многое приходится проверять. Возможно, там нет вообще ничего интересного, информацию извлекали из общих узлов, ни с чем секретным мои фантомы дела не имели, обычные отчёты, сметы и всё такое. Я сам не очень в этом разбираюсь, как добыть данные — я знаю, что делать, если есть конкретная цель, тоже, а вот когда перед тобой куча офисных отбросов, не представляю, к чему первому подступиться. Но вдруг нам повезёт, и мы там отыщем что-то важное.
— В этом есть смысл, — Розмари кивнула, — люди часто не придают значения обычным записям, только секретные данные часто берутся не из секретных источников, и из того, что известно практически всем, надо только знать, где и что смотреть.
— Здорово, — восхитился Геллер, — и что ты будешь делать?
— Искать несоответствия, — ответила женщина, открывая первую сводку. — Любые. Например, документы вдруг заверил другой человек, или отчёт всегда высылался в полдень, но иногда — на пять минут позже, это самое простое. Что потом, когда мы это найдём? Будем шантажировать корпов?
— Если ты из этой свалки вытащишь что-то полезное, — инженер выбрался из кресла, дотопал до кофейного автомата, и вернулся с большой кружкой кофе, — и тебя попрут из армии, корпы тебя с руками оторвут. А мне в лучшем случае голову. Поэтому шантаж, он на крайний случай. Ну, поехали.
Перед глазами Розмари замелькали цифры, даты и видеозаписи, женщина не заметила, как прошло два часа, даже от покалывания в висках отмахнулась, словно от надоедливой, но неопасной помехи, и только потом сообразила, что привычной боли не было. Она спихнула с глаз прозрачную пластину, потянулась в шезлонге, Сол уже кочегарил вовсю, хлестал лучами по открытым частям тела.