Униформу полицейского, пожарного или солдата можно было заказать в сотне мест, но это только одежда, уникальные чипы, позволяющие сличить личность с занимаемой должностью, достать было почти невозможно. Разве что снять с мёртвого тела, и переписать на себя, но у Майка не оказалось под рукой запасного трупа полицейского. Адам Сикорский тоже наверняка очнулся, и занял своё место среди ремонтных рабочих, этот вариант тоже отпадал. Пельтцер решил рискнуть, и действовать открыто.
Он приехал на место за час до церемонии, к этому времени площадку возле катапульты расчистили, два человека в полицейской форме ходили туда-сюда, глядя себе под ноги. Все крупные предметы, в которые можно было заложить взрывное устройство, убрали, Пельтцер за свою взрывчатку был спокоен — найти её можно было, только разобрав механизм и проведя спектральный анализ. Возле выставленных барьеров стояли два десятка любопытных, и ещё один полицейский, женщина в форме сержанта, она проверяла приглашения. Ещё через полчаса возле катапульты стало людно, прибывали какие-то важные шишки — их охрана заходила за барьер, и оставалась там, а сами они проходили к центру. Видно было, что похороны их волнуют в последнюю очередь, гости пили шампанское, смеялись и оживлённо переговаривались. Один из них, пожилой мужчина с висячим носом, переходил от одной группы к другой, словно хозяин. Когда почётные гости заняли наконец свои места, начали пускать гостей попроще — эти стояли в очереди и терпеливо ждали, те, кто оказался впереди и уже прошёл за барьер, сдавали оружие офицеру полиции.
Фран приехала за двадцать минут до начала, она совершенно не хотела присутствовать здесь в тот момент, когда горстка праха её матери облачком развеется в воздухе, но из «Ньюс» позвонили и настойчиво попросили не опаздывать. Девушка стояла вместе со всеми, прислушиваясь к разговорам, судя по всему, Терезу Симонс приглашённые не любили, если не сказать больше. Фран никого из них не знала, и чувствовала себя тут лишней. И когда кто-то дотронулся до её плеча, вздрогнула.
Пельтцера она узнала сразу, преподаватель-убийца стоял со смущённым видом, несмело улыбаясь.
— Фран Лемански? — спросил он, — хотя чего там, ты ведь меня помнишь, правда? Пятый ряд, аудитория истории Сегунды, вечно болтала на лекции. Нам надо поговорить.
Девушка потянулась к пистолету, но потом решила, что перекинуться парой слов будет нелишним, этот тип явно что-то задумал.
— Добрый день, господин Пельтцер, — сказала она, и направилась к барьеру, поближе к полицейским.
Здесь он наверняка поостережётся её убивать, хотя мужчина всем своим видом показывал, что не собирается причинять Фран вреда, он даже ладони держал раскрытыми.
— Ты ведь понимаешь, что творится? — Пельтцер дождался, когда Фран осмотрится, прислонился к металлическим трубам рядом с ней, — нас стравили, заставляют друг друга убивать. Неужели тебе этого хочется?
— А тебе? — не удержалась Фран.
— Совершенно не имею такого желания.
— Как же Тинг Чэнь, и Тереза Симонс?
Пельтцер усмехнулся. Они стояли в пяти метрах от сержанта, и та уже бросила на парочку несколько взглядов, значит, запомнила.
— Сеньору Симонс взорвала Чэнь, я точно знаю, потому что у меня цель поменялась на неё. Мне пришлось убить её, иначе она сделала бы это со мной, да и с тобой, кстати, наш наниматель прямо об этом сказал. Погоди, я знаю, что ты хочешь сказать, если я прикончил одну женщину, почему бы не поступить так же со второй? Тут, Фран, другое дело, Чэнь была готова меня убить, не раздумывая, она всю жизнь этим занималась, а ты — нет, ты не такая, так ведь?
Фран пожала плечами. В глубине души она была согласна с Пельтцером, то, что китаянка чуть было её не принончила, девушка не помнила, но непонятную неприязнь к ней испытывала.
— Не делай вид, что тебе всё это нравится. Ты ведь не наёмный убийца, наверняка тебя сначала заманили, подсунули какого-нибудь мерзавца, которого ты застрелила или зарезала, а когда ты поверила, что делаешь доброе дело, вдруг втянули в это дурацкое состязание. И я тоже совершенно не хочу убивать людей только потому, что это кому-то захотелось. Покончим с кошмаром, ладно? Если всё дело в деньгах, у меня есть сто тридцать тысяч, если хочешь, я заплачу их, вместо тех, что тебе обещал наниматель, конечно, это меньше, чем нам обещали, но больше просто нет. Понимаю, ты мне не доверяешь, давай сделаем так — когда церемония закончится, встретимся здесь, и запишем взаимное признание, расскажем всё, как есть, со всеми деталями. Это будет нашей страховкой, зачем нужны деньги, если ими всё равно не воспользоваться, сидя в камере или ещё где похуже. Если вдруг передумаешь, просто не приходи, но предупреждаю, тогда я сам пойду в полицию и всё им выложу.