Вошел Найтингейл, заказал что-то в автобаре и подсел к ним.
— Интересный вид, — заметил он.
— Можно сменить.
— Нет, прошу вас. — Он смотрел зачарованно. — Это прекрасно!
Она взглянула на Сколари, который вгрызся в яблоко.
— Люблю все необычное, — произнес он.
Однако беседа сразу же угасла.
— Вы планируете вернуться на Пиннакль, Рэнди? — наконец спросила Хатч. — Или думаете принять другое назначение?
— Я в отставке, — ответил он таким тоном, что они сразу поверили.
И поздравили.
— Куплю домик в Шотландии, у моря, — продолжал он.
— В Шотландии? — удивилась Хатч. — Что же вы будете там делать?
— Там еще кое-где сохранилось пустынное взморье, — пояснил он. — А мне нравится уединение.
— И как вы будете проводить время? — не отставала Хатч.
Он налил себе кофе.
— Полагаю, в первый год я не буду делать ни-че-го.
Сколари кивнул.
— Наверное, это приятно. — Потом он заметил, что Найтингейла могли бы взять преподавателем в Техасском университете, и добавил, что очень неплохо было бы спустя столько лет снова встретиться с друзьями. — Рэнди, а вам не хочется написать мемуары? Ей-ей, это была бомба!
Несомненно, Сколари знал, что Найтингейл своего рода знаменитость, но, вероятно, не знал всех подробностей.
— Нет. — Найтингейл напрягся. — Не думаю, что достаточно много людей сочтут историю моей жизни вполне увлекательной.
Опыт подсказывал Хатч, что она и ее пассажиры привяжутся друг к другу. Иначе между ними уже возникла бы глубокая антипатия. Маленькие группы в длительных полетах всегда следовали одному из известных поведенческих шаблонов. Несколько лет тому назад некий социолог, находящийся на борту корабля, изучил определенный феномен и присвоил ему свое имя. Эффект Кабла. Как и следовало ожидать, группа разделилась на две части: с Найтингейлом, с одной стороны, и с кем-то еще — с другой.
До сих пор во время путешествия все мало развлекались и много говорили. Пассажиры почти забыли про игры и виртуальную реальность, посредством чего обычно коротали время, и вместо этого очень много беседовали.
Уже прозвучало несколько доверительных признаний — верный признак того, что пассажиры сблизились, хотя обычно на это уходили недели. На третий вечер Эмбри сообщила, что всерьез подумывает бросить медицину. Невыносимо, когда люди постоянно жалуются тебе на самочувствие.
— Мир полон ипохондриков, — поясняла она. — По-моему, большинство людей именно таковы, не будь я доктор.
— Моя мать страдала ипохондрией, — сказала Тони.
— И моя. Так что мне следовало бы дважды подумать, прежде чем поступать в медицинское училище.
— А почему ты поступила? — спросила Хатч.
— Отец был врачом. И бабушка. От меня этого в некотором роде ожидали.
— А чем ты займешься, оставив медицину?
— Можно бросить практику и заняться исследованиями, — заметил Сколари.
— Нет. По правде говоря, меня это вовсе не интересует. Мне это скучно.
Тони Хамнер вопреки первоначальному впечатлению Хатч, потянуло на романтику.
— Я отправилась на Пиннакль, потому что там все иначе. Я хочу путешествовать.
— Ты уже сделала это, — заявила Эмбри.
— И мне это понравилось. Блуждать по местам, построенным какими-то негуманоидами… Сотни тысяч лет назад. Это — археология.
— Так зачем ты едешь домой? — поинтересовался Сколари.
— Мой тур закончился.
— Ты могла бы его продлить, — проговорила Хатч. — Люди, которые хотят остаться, просто делают доплату.
— Знаю. Я уже продлила путешествие на целый год. И готова заняться еще чем-нибудь.
— Гм… — промычала Эмбри. — У меня подобные же мысли.
Тони рассмеялась.
— Тогда тебе тоже стоит полистать проспекты.
Сколари кивнул.
— А что, на Пиннакле у тебя никого не осталось?
Она задумалась.
— Там не было ни одного интересного мужчины. Огромное количество молодых парней — да. И все из тех, кто женат на своей работе. Женщины более или менее разбираются, какова истинная цена развлечений.
Она ни разу не упомянула о своем бывшем.
Только Найтингейл не шел на откровенность. И вот они сидели и глядели на вечный туман, и вдруг Рэнделл разговорился. Да, ему жаль, что его жизнь не настолько интересна, чтобы людям захотелось прочитать о ней. Он произнес это с таким убеждением, что Хатч подумала: «Уж не верит ли он в это на самом деле?»
Сколари подошел к иллюминатору, посмотрел на окружающую мглу и спросил:
— У кого-нибудь есть какие-нибудь соображения по поводу общего устройства этого места? Оно большое?