Никогда прежде она не представляла себе, что можно быть такой несчастной.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Сьюзан, войдя в кабинет Оливии и застав ее в третий раз за это утро стоящей у окна с рассеянным взглядом, устремленными в пространство. — Надеюсь, все в порядке?
Оливия неопределенно пожала плечами. Бессмысленно делать вид, что ничего не случилось. Она была словно в летаргическом сне. Возможно, причина не в физическом состоянии организма, но Оливия не помнила такого случая, когда ее самочувствие было хуже, чем сейчас.
— Уж не беременны ли вы, а? — неожиданно задала вопрос Сьюзан.
Оливия покраснела.
— Нет! Конечно нет. Не смешите меня. — Оливия отвергла эту возможность.
Секретаршу ее заявление слегка позабавило.
— Хорошо, хорошо. Не надо только обижаться. Для недавно вышедшей замуж молодой леди это совершенно нормальное состояние. Я просто подумала, не пора ли вас поздравлять, вот и все.
— Поздравления ни к чему, — пробормотала Оливия без всякой признательности, и ей сразу же стало стыдно. Ведь Сьюзан ей почти подруга. — Я… я боюсь, не слечь бы с гриппом или чем-то вроде того, — проговорила она несколько мягче.
— …Или чем-то вроде, — согласилась Сьюзан, многозначительно скосив глаза на живот Оливии.
— Я же вам сказала… Хватит, Сьюзан!
— Да, да. Молчу. — Сьюзан подняла руки вверх, изображая полную капитуляцию. — Время покажет, как говорится. А пока, почему бы вам не взять на пару дней отпуск? Вид у вас такой, что вам не помешало бы полежать в постели денек-другой.
Оливия отрицательно покачала головой.
— Не могу. К тому же Гил надолго уехал. Один из нас должен быть на месте.
— Мы с Ванессой способны держать оборону нашей крепости в течение нескольких дней.
— Спасибо за предложение, Сьюзан, но, думаю, оно не пригодится.
— Ну, что ж. Дайте мне знать, если измените свое мнение.
— Обязательно.
Получилось так, что к вечеру у Оливии начались месячные, и теперь она окончательно убедилась, что не носит под сердцем ребенка от Гила.
Можно было подумать, что это принесет ей облегчение. Ведь она же не хотела родить ребенка, зачатого отцом и матерью, которые не любят, не уважают друг друга, не так ли? Ребенка, зачатого в обстановке раздоров и подозрений.
Тем не менее, несмотря на доводы разума, Оливия ощутила острое чувство утраты. В глубине души она надеялась, что ребенок сблизит ее с Гилом, зажжет им луч надежды на будущее, которое они построят вместе. Но вот, и эта надежда лопнула…
Ее и Гила больше ничего не связывает, кроме «Бофора», да и к агентству теперь она потеряла всякий интерес. Пускай Гил получает ее злополучные акции, все до единой. Оливия подаст заявление об уходе, и последнее звено связи между ними будет разорвано.
Оливия вспомнила о совете, полученном от Сьюзан, — взять отпуск на несколько дней, и под влиянием момента решила последовать ему.
Во второй половине дня в пятницу она вылетела в Шотландию. Ей во что бы то ни стало надо было покинуть Лондон, забыть обо всем, что может напоминать ей о Гиле. Так или иначе, Оливия собралась съездить в свой родовой дом, и сейчас для этого, кажется, наступило вполне подходящее время.
9
Большое здание из серого камня было именно таким, каким его всегда помнила Оливия: основательным и слегка мрачным, однако оно вполне соответствовало окружающему его суровому пейзажу. Она не была здесь почти год, но, кажется, с тех пор ничего не изменилось. За эту неизменность, в частности, Оливия любила эти края, этот дом: в постоянно меняющемся мире здесь все оставалось нетронутым временем. Может быть, потому так и влекло ее сюда, что ее надежды на счастливую семейную жизнь лежали в развалинах.
Двор и сад выглядели немного запущенными, но все остальное содержалось в порядке. В уме Оливия сделала заметку: надо спросить мистера Макдугласа, не потребуется ли ему дополнительная помощь, чтобы выполнить работу по благоустройству дома. Супруги Макдугласы жили в охотничьем домике и следили за домом и прилегающей территорией еще в те времена, когда Оливии еще не было на свете. Они стали неотъемлемой частью поместья, и также невозможно было себе представить, что когда-нибудь их здесь не будет.
В доме большинство комнат держали закрытыми. Слой пыли лежал на мебели. Оливия не собиралась его удалять. Кухня была достаточно просторной, чтобы пользоваться ею во время коротких наездов, как и уютная спальня ее бабушки. Поднявшись наверх, Оливия обнаружила, что постель застелена свежим бельем, комната проветрена. Окна были открыты, и легкий ветерок нежно теребил знакомые голубые занавески.
Оливия как раз спускалась вниз, когда во входную дверь постучали. В дом вкатилась суматошная миссис Макдуглас, приятная пухленькая женщина лет шестидесяти. Ее образ всегда ассоциировался у Оливии, сколько она себя помнила, с ароматом только что испеченного хлеба и медового пирога.
Они тепло обнялись, затем миссис Макдуглас несколько отстранилась, чтобы полюбоваться на Оливию.
— Моя маленькая девочка теперь — замужняя женщина… С ума сойти! Просто не верится. А ваш супруг тоже приехал? — расспрашивала миссис Макдуглас, ее речь изобиловала шотландскими диалектными словами.
Оливия отрицательно покачала головой.
— Ах, какая жалость! Мы надеялись познакомиться с ним. Ну, ничего. Может быть, в следующий раз?
Оливия кивнула, пытаясь проглотить комок в горле. Гил не будет посещать этот дом — никогда, но этого же не скажешь миссис Макдуглас. Пожилые супруги были одной из самых счастливых семейных пар, какие знала Оливия.
Им ни за что не разобраться в сложной паутине обмана и взаимного недоверия, которой Оливия и Гил уже ухитрились опутать свои отношения.
— У меня слов не хватает, чтобы описать нашу с мистером Макдугласом радость, когда мы получили ваше письмо с вестью о свадьбе. Вот посмотришь, сказала я Роберту, не успеешь оглянуться, как вокруг будут бегать малыши. А мы будем глядеть и радоваться.
Оливия надеялась, что слабеющее зрение не позволит домоправительнице заметить слезы, стоящие в ее глазах. Сначала Сьюзан, а теперь миссис Макдуглас! Конечно, с их стороны естественно делать такие предположения, но для Оливии всякое упоминание о детях — острый нож в сердце.
— Вы собираетесь оставаться здесь все время в полном одиночестве?
Оливия утвердительно кивнула, и миссис Макдуглас запричитала:
— Вам будет здесь так одиноко. Давайте я пару дней посплю в большом доме?
— Нет. Мне очень хорошо, честное слово, — заверила Оливия добрую женщину.
— И телефон вдобавок не включен. Вы не сможете никому позвонить в случае чего.
— Ничего страшного, — засмеялась Оливия. — Я просто буду кричать во все горло, если вдруг в дом полезут воры.
— Ну, смотрите. Коль вы уверены, что все будет в порядке, я оставляю вас устраиваться. Если что-нибудь понадобится, зовите нас, не стесняйтесь. Я кое-что подкупила из еды, а на плите еще теплый легкий ужин. Я загляну утром и приберусь в доме.
Оливия тепло улыбнулась, наблюдая, как миссис Макдуглас вперевалку засеменила по подъездной дорожке назад в свой охотничий домик. Эта добрая пожилая женщина принимает жизнь такой, какая она есть, не мудрствуя лукаво. Господи, но почему же Оливия, наоборот, все усложняет?..
Она вздохнула, закрыла дверь и пошла по коридору на кухню, где миссис Макдуглас оставила на тихом огне огромный котел с жарким. Оливия подозревала, что это и был тот самый «легкий ужин», упоминавшийся ранее. Жаркого хватило бы на целую роту солдат. Миссис Макдуглас явно рассчитывала на приезд обоих молодоженов. Эта мысль согнала последнюю тень улыбки с лица Оливии. Что он делает сейчас, подумала она и сразу же отбросила эту мысль в сторону. Ей-то что? Гил ничего не предпринимал, чтобы связаться с ней, с той минуты, как уехал. О нем сообщала Ванесса: из Парижа он благополучно долетел до Токио…