«Я не знала, сказала бы мне раньше. Нельзя было предугадать такие последствия. Я добуду морфин. Я сделаю все возможное, чтоб ты не страдала.» – отвечала Люция.
«Люся, ты всерьез думаешь, что за эти три месяца я не пробовала колоться? Я не такая тупая. Мне ничего не помогает больше. Не из лекарств моего отца, специальных, ни ваш этот морфин. Ты не переживай, мне не долго осталось. Меньше недели, наверное, судя по выраженности симптомов.» – на этих словах голос Софьи стал дрожать.
«Тупая дура стала, все ваше – человеческое, голова итак болит, а я плачу еще. Вдруг еще седация не подействует.» – холодно отрезала она.
«Она хоть проснется, Хая?» – боязливо спросила Люция Софью.
«Должна. Доза вдвое моей меньше. С учетом того, что мне еще не посчастливилось не проснуться.» – ухмыльнулась Софья.
Люся легла спать. Через несколько минут ее захватил осознанный сон. Там была монахиня.
«Не думай, что это чудо, я тебя не зря вытащила сюда. Вы не послушали меня. Она должна служить Богу.» – протокольным голосом говорила она.
«Разве так выглядит Рай? Непримечательно.» – смело ответила Люция.
«Нет, это Межмирье. Здесь я заперта навечно из-за вас. Вы будете проходить по этому коридору. Но для вас отсюда есть выход, а для меня нет. Вон, видишь белый свет, там Рай. А там, смотри, красный тухлый огонь, это Ад. Везде я совалась – нигде меня принять не могут. Чистилище, не для меня, я не закончила свое Дело. » – так же строго сказала она.
«Мне стоило трудов сонастроить тебя с Межмирьем. Сон ты не сможешь переключить, хоть он и осознанный. Я это вижу и не раз уже пресекла.» – добавила монахиня.
«Она проживет недолго. Не больше 10 человеческих лет. Страшный Суд так решил. И ни о какой вечной жизни не будет идти и речи. У нее нет души больше, она ее должна. И вернет, пока не отмолит грехи.» – спокойно продолжала она.
«Но, Софа, она скоро умрет. Как я смогу справиться с Хаей без нее?» – испуганно спросила Люция.
«Я знаю это. Сегодня представится во сне, ближе к трем ночи вашего времени. Какой тебе от нее прок в этом деле? Я с тобой с этих времен и до конца твоей земной жизни теперь буду. Даю тебе день сроку. Потом из твоей прекрасной бородочки вырастет один черный ус. Сам по себе вырастет. Он бы и так вырос, у тебя генетическая мутация, я просто это немного сдерживаю. Затем еще и еще, пока не убедишь эту пятнадцатилетнюю девчушку, которая совсем распустилась. Убеждать можно как угодно, она сейчас – даже не нечисть, нет такого слова в вашем языке, в общем, хуже, должна трансформироваться, и в этот момент рассыпаться в пепел,» – уже игриво отвечала монахиня.
«Последний вопрос...Куда попадет Софья?» – нерешительно спросила Люция.
«Конечно же, в Ад. Вопрос решенный еще до ее рождения. По ее смерти даже суд созывать не планировали. И ты туда попадешь, если имя не сменишь, и свои годы, проведенные в хладном теле не отмолишь. У тебя есть еще шанс совершить благое дело – нейтрализовать бремя свое под именем Хая. Не даются человеку нечеловеческие страдания, но ты нарушила закон мироздания, а значит, ты не человек.» – ответила монахиня.
«Ты всегда будешь такой?» – спросила Люция.
«О, нет, конечно же. Мне в красивом облике быть лет 50, не более. Потом 10 лет я буду превращаться в дух, теряя человеческое обличие, какой, сама не знаю. К концу метаморфоз и по мне созовут повторный Страшный Суд. Кстати, все мои нынешние слова тоже засчитываются. Все, это был твой последний вопрос.» – сказала монахиня, и прервала осознанный сон. Люция продолжила спать, не видя сна, это продолжалось до обеда.
«Боже. Как будто ночью я мешки тяжкие таскала. Как будто туберкулезница.» – оглянула она себя в зеркале. Действительно, черные подглазины и голубые глаза, на фоне их казавшиеся белыми. Белая, с голубым оттенком кожа, багрово-фиолетовые губы, белеющие к концу их.