– Что ты имеешь в виду, Рудик? – вопросила ошеломленная напором брата Марта.
– Да то, что трахать тебя нужно день и ночь! Секс способствует похуданию. Ты же скоро в кресло не будешь влазить, сестренка.
– Рудик, как тебе не стыдно! – возмутилась толстуха. – Здесь же ребенок.
– Где? – вице-адмирал обвел помещение удивленным взглядом. – Оп-па, а это что за резиновая кукла? Племяш, ты ли это?
– Гы, – растянул рот в улыбке Адик. – Ага, дядя, я.
– Все, Марта, я понял причину, которая заставила тебя вспомнить о брате. Ты хочешь, чтобы я определил этого мутанта в гвардейский корпус, где ему покажут, откуда у мужчин берутся настоящие мускулы. Я угадал?
– Почти, – пришла очередь злорадно улыбнуться Орчинскому.
– Боже, Рудик, и ты туда же? – возмущенно всплеснула руками Марта. – Посмотрела бы я на тебя, роди тебе Клара не трех дочерей, а трех сыновей.
– Не бей по больному, сестренка, – скорчил недовольную физиономию Рудольф, тяжело вздохнул и перевел взгляд на сенатора: – Пит, а не можешь ли ты продвинуть закон о воинской обязанности для девушек?
– Ты хочешь отправить дочерей в армию? – удивленно задрала брови Марта.
– А что делать, если у меня нет сыновей, – простодушно развел руками вице-адмирал и снова обратился к зятю: – Пит, ты не познакомишь мою жену с тем парнем, от которого твоя Марта родила сына?
– Чего-о?! – супруга сенатора поднялась и грозно уперла руки в бока.
– Адик, – вполголоса обратился к сыну Питер, – я, кажется, знаю, где ты сможешь сделать карьеру даже с тем… кхм… веществом, которое заменяет в твоей голове мозг.
– Где? – заинтересовался Адик.
– В армии, – кивнул на улыбающегося вояку отец.
– Не-е, я не хочу в армию! – громко заявил сын.
– Не понял, – вице-адмирал удивленно склонил голову и как-то по-птичьи одним глазом уставился на племянника. – Куда ты не хочешь?
– В ар-ми-ю, – за сына по слогам повторила Марта.
– Это как это так? – глубоко недоумевая, обратился к зятю Рудольф, но тот лишь беспомощно развел руками, изобразив на лице выражение полнейшей безнадеги.
Через пару дней Марта в очередной раз связалась с братом.
– Рудик, мы договорились с одним русским. Он из той лимиты, что понаехала с планет, захваченных галантами.
– Ох, сестренка, подведешь ты меня под отставку, – укоризненно покачал головой вице-адмирал и задал сразу два вопроса: – Он точно будет молчать? А как его родственники?
– За те деньги, что мы ему пообещали, он готов проглотить собственный язык. В приюте, где он воспитывался, мне сообщили, что вся его родня погибла, а его грудным младенцем привезли сюда шестнадцать лет назад.
– Ему всего шестнадцать лет?
– Да какая разница, сколько ему лет, если он будет служить под именем Адика?
– В общем, так, Марта, сегодня с тобой по личному кому свяжется один человечек, с ним и будешь решать этот вопрос. И смотри, если это дерьмо всплывет, твой муженек вмиг лишится сенатского кресла, со всеми вытекающими последствиями. Так что не скупись, когда будешь оговаривать условия.
Полковник Бэд Сикорский занимал неприметную должность делопроизводителя в штабе космофлота, которая позволяла ему уделять достаточно времени для пусть и незаконного, но довольно прибыльного бизнеса. Он оказывал влиятельным и просто богатым людям довольно специфические услуги. Несмотря на специфичность, желающих в Конфедерации находилось достаточно, чтобы раз в год на банковский счет полковника начинали падать крупные суммы. И сейчас как раз пришло время собирать урожай, который Бэд взращивал целый год. Вернее, первую часть урожая. Вторую часть он получит не ранее чем через полгода, когда предоставит своим клиентам доказательства окончательного решения проблемы.
На днях состоялись последние переговоры, и тридцатый кандидат определился. Тридцать судеб, каждая из которых оценена в пять тысяч кредитов, последуют тем путем, который выберет для них полковник. И чем короче будет этот путь, тем скорее он станет на сто пятьдесят тысяч богаче. Уже сейчас Бэд Сикорский мог уйти в отставку и жить безбедно на какой-нибудь далекой от периферии благополучной планете.
Но зачем уходить, если есть люди, нуждающиеся в его услугах? Вряд ли во всем космофлоте найдется специалист, способный так грамотно организовать столь щекотливое дело. Бэд же решение судеб каждой новой тридцатки давно уже воспринимал как творение некоего художественного произведения. Да, именно так. Именно произведения. И он, словно творец, плел узор из тридцати судеб, получая от процесса истинное наслаждение. Иногда даже казалось, что именно из-за этого наслаждения, а не ради презренных кредитов, он занимается этим делом.