Он был в новенькой одежде, с павлиньим пером на шляпе. Оксинте наконец выправил ему бумагу на три гектара земли. Теперь Сырге намеревался жениться. Многие в то лето женили детей, чтобы получить больше земли. В Валуренах никогда не играли столько свадеб.
— Передовая молодежь, — подумав, ответил Ион. — Что же еще другое может означать?
— «Передовая, передовая», — передразнил его Владимир, сын учителя. — А как расшифровывается это слово, знаешь?
Ему не терпелось показать, как много он знает. Взгляды Владимира резко изменились с приходом Советской власти. Он стал горячим сторонником нового строя, даже выколол на груди тушью серп и молот, стал ходить в расстегнутой рубашке, чтобы рисунок был виден. И еще он собирал значки.
— Нет, — откровенно сознался Ион.
— Вот! А еще считаешь себя передовым!
— Комсомол ты оставь в покое, Моль несчастная! А то двину в морду. — Григорий схватил его за горло.
Ион, Борис и другие ребята растащили их, стали уговаривать Григория:
— Брось ты его к черту! Зачем тратить время на такую мразь.
Владимир тут же исчез.
— А что он, зараза, цепляется к словам! — все еще кипел Григорий.
В это время по тропинке, обсаженной с обеих сторон георгинами, к клубу шли Лимпиада, Павел Гынжу и двое незнакомых.
— Эй, Ионикэ, Илиеш, собирайте народ! — крикнул Павел.
Через четверть часа клуб был полон. Неизвестные оказались вербовщиками. Они искали желающих поехать на два года на строительство в тайгу, рассказывали о выгодах, которые сулит это предприятие. Илиеш тут же решил сделаться строителем. Однако ему не повезло: оказывается, для этого надо еще лет десять расти.
— Не расстраивайся, лучше стань летчиком, — утешал его Ион.
— А разве это возможно?
— Конечно, чудак! Теперь все возможно.
— Тогда, конечно, я стану летчиком!
Хотя Илиеш и не был уверен, что его решение приведет в восторг мать, он все же пошел сказать ей об этом. На этот раз у нее было хорошее настроение. Илиеш увидел ее возле дома: опершись руками на перила веранды, она с улыбкой глядела на возню поросят, которые лакомились листьями крапивы. В платье абрикосового цвета с короткими рукавами, улыбающаяся, она показалась Илиешу очень красивой. Он еще издали закричал, не в силах сдержаться:
— Мама, я хочу стать…
— Т-с-с… — Она испуганно поднесла палец к губам.
Неожиданная мысль обожгла его: отец вернулся! Но в следующую минуту его окатило холодом разочарования: оказывается, тишина нужна для другого.
— В доме отдыхает человек… Тихо, не разбуди.
— Кто? — насупился Илиеш.
— Проснется — увидишь.
Он просунул голову в приоткрытую дверь. На столе остатки угощения, грязные тарелки, пустая бутылка. Раскинувшись и свесив одну ногу, на кровати спал маляр Чулика. Его нетрудно было узнать по белому лицу, чуть меченному оспой.
Илиеш прикрыл дверь, молча опустился на ступеньку крыльца.
Ангелину встревожил его печальный вид.
— Веди себя прилично с ним, слышишь, Илиеш? Не прекословь, слушайся его. Потом поймешь, что к чему. Получишься у него делу. Ремесло хорошее, деньги так и текут: мазнешь раз кистью — получай сотенку.
— Но я хочу стать летчиком!
— Эх, сынок! И я в твои годы хотела многого, да вот вышла за твоего отца и векую век в этом свинячьем логове. Горшки да овцы — вот и все, что вижу. Желания надо смирять. В мыслях ты летаешь как птица, а на самом деле… — Она с тяжелым вздохом смахнула слезу. — Тоже мне, летчик! Для этого надо долго учиться, чтобы учиться, подавай денежки. А где их возьмешь?
— У советских учатся бесплатно.
— Может быть, и бесплатно. А одевать, обувать тебя кто будет? Что ты знаешь, дите? А вот если научишься ремеслу — верный кусок хлеба навсегда. Ты толковый, все схватываешь на лету, быстро поймешь. Завтра начнем красить горницу — присматривайся. — К ней снова вернулось хорошее настроение, она добавила уже весело: — Знай, что он очень порядочный и добрый человек. Его к нам направила Евлампия. Пойду, надо посмотреть, не проснулся ли.
С появлением Чулики дом стал шумным и людным. Чулика был не просто маляр, он еще умел малевать ковры, картинки, иконы, разрисовывать стены. Женщины будто соревновались, кто больше даст ему заработать.
Илиеш во все глаза глядел на чудеса, выходившие из-под его кисти. В первые дни он все время торчал возле Чулики, с восторгом подавая ему нужные кисти и краски. Иногда маляр позволял ему мазнуть кистью. Илиеш с благоговением подходил к грубому полотну, расстеленному на полу, — искусные руки Чулики делали пестрый ковер (на самом же деле это была жалкая мазня).