— Мама, посмотри, как я рисую! — кричал Илиеш, полный ребяческого энтузиазма.
Мать, веселая и довольная, охотно смотрела, как он старательно водил кистью. Чулика не скупился на похвалы, в надежде еще больше задобрить Ангелину.
— Он быстро схватывает, легкий мазок у этого шельмеца.
Вообще, словцо «шельма» он особенно любил в обращении с Илиешем — «шельма, подай», «шельма, убери». Поначалу Илиешу даже нравилось такое обращение, но затем оно стало раздражать. Обижало Илиеша еще и то, что Чулика ведет себя в их доме как хозяин, а мать уж слишком старательно ухаживает за ним — так она не заботилась даже об отце. С каждым днем в мальчике росла жестокая неприязнь к квартиранту. Опротивело и «искусство» Чулики. Илиеш, как и прежде, стал с утра до вечера носиться по селу вместе с ребятами.
Лето властно вошло в свои права. Осень обещала быть такой богатой и веселой, с таким изобилием хлеба, с таким количеством свадеб, что и припомнить подобной никто не мог. А вскоре пришла и сама она, пора сбора плодов.
На дверях школы, клуба и сельсовета появилось множество листочков с объявлениями о приеме на различные курсы, в школы. Немало молодых валурян уехало учиться. Только Илиеш вынужден был прислуживать маляру Чулике. Вдобавок ко всему мать еще укоряла, что он недостаточно прилежен, что не держится за денежное ремесло. Однажды Илиеш не выдержал:
— Ремесло! Да это любой идиот сможет. Подумаешь, приложил картон к стене — и мажь!
Услышав это, Чулика замер, лицо его сперва стало белым, потом посерело, затем мало-помалу приняло багровый оттенок. Бегающие, как у хорька, глазки словно остекленели. Прерывающимся голосом он проговорил:
— Наглец! Такого я не видел за всю жизнь!
Ангелина онемела, замерев с поднятой для удара рукой. А Илиеш торжествовал: наконец-то он хоть чуточку отомстил Чулике. Только хотел он было улизнуть из комнаты, как мать поймала его за рукав, затащила в угол, и ремень Романа горячо обжег его спину. Ангелина доказала Чулике, что умеет воспитывать своего ребенка.
Вырвавшись из рук матери, Илиеш крикнул Чулике:
— Ничего, вернется отец, полетишь ты отсюда вверх тормашками!
Ночевал Илиеш у тетки Лимпиады. Домой возвращаться ни за что не захотел. Ненависть вызывали даже сами стены родного дома, разрисованные львами, оленями, разными другими зверями. И как его ни уговаривали дед Епифан и тетка Лимпиада, он, сдерживая всхлипывания, отвечал одно:
— Не пойду, и все!
Тетка Лимпиада потчевала его соусом из цыпленка, с обычной ласковостью успокаивала:
— Не плачь, поспишь у нас. Завтра разберемся, кто прав, кто виноват. А сейчас ешь, будь умницей.
На другой день дед Епифан сказал Лимпиаде:
— Проводи его домой. Тебе, женщине, легче договориться с ней.
Лимпиада давно не заходила к своей золовке, с которой у нее никак не налаживалась дружба. В последнее время Ангелина принимала ее холодно. Но прекословить старику не хотелось — пошла.
Илиеш кипел:
— Скажи, чтобы не называл меня шельмой. Я ничего не крал у него, у меня имя есть.
— Он больше не будет тебя так называть. Не беспокойся.
— И пусть не надевает отцовские рубашки.
— И рубашки больше не будет надевать.
Дома была одна Ангелина. Чулика куда-то ушел. Илиеш остался во дворе, Лимпиада вошла в дом. Сначала разговор шел спокойно, ничего не было слышно. Потом Илиеш услышал громкий голос матери:
— Чего вы суетесь не в свое дело? Что, у него нету дома, нету матери? Что вы его держите у себя? Разве я ему зла желаю?!
Илиеш забрался на завалинку к окну. Ему было слышно, как тетка Лимпиада выговаривала матери:
— Постыдилась бы, Ангелина. Ребенок уже большой, все понимает. Чему он научится от тебя? А что скажет Роман, когда вернется?
— Захотел, так давно бы уже вернулся. Все мужики вернулись.
Илиеш не видел лица матери, но чувствовал, что она плачет.
— Почем ты знаешь, что случилось с Романом? Может, заболел, может, еще почему задержался. Подожди немного. А так ты становишься посмешищем всего села. Пригрела какого-то чужака. — Голос Лимпиады становился все настойчивей. — Почему этот Чулика не живет в своем селе? Что его заставило прибиться к нам? Ты спрашивала его об этом?
Ангелина злобно закричала:
— Спроси его сама, ты ведь власть!
— И спрошу, сегодня же спрошу. Только тебе первой следовало бы сделать это. Ведь он у тебя живет.
— Ну и что? Колет вам глаза? Да? Завидно, что не у тебя остановился?
Дверь с треском распахнулась. Лимпиада вышла на крыльцо и, словно ничего не произошло, с улыбкой сказала Илиешу: