«Помирились!» — решил он.
Выпили за мир, за хорошую жизнь. Дед Епифан философски рассуждал:
— Конь о четырех ногах, и то спотыкается.
Ангелина сжалась, как воробушек, не решаясь поднять глаза от тарелки. Роман успокаивал, склонившись к ней:
— Гляди смелее, не убивайся. Как-нибудь проживем.
— Чего только не случается в жизни, — говорил ободряюще Павел.
— Чего не случается, — вздыхала Лимпиада.
К вечеру втроем пошли домой. У Лимпиады остался только Вьюн. Илиеш был готов кричать от радости: «Они помирились!» Пусть бы все село слышало. Как тепло и радостно на сердце стало! Но дома Роман помрачнел.
— Завтра же забели эту дрянь, — кивнул он на стены, разрисованные Чуликой.
— Хорошо, — послушно отозвалась Ангелина, выражая готовность выполнить любое его желание.
Утром, когда Илиеш проснулся, пахло свежей известью. Стены были белые, слегка подсиненные. В комнате стало просторно, светло, чисто. Чуликинская мазня бесследно исчезла.
Зима принесла глубокие снега. На кургане дотемна слышались звонкие голоса. Были санки и у Илиеша, причем особенные, со спинкой и поручнями — не упадешь. Их сделал дедушка. Кататься на них — одно удовольствие. И все же нет у него прежней радости. Отец страшно изменился, стал угрюмым, раздражительным, придирчивым. Он беспрерывно кашлял. По ночам кашель душил его целыми часами. О докторах он и слышать не хотел.
Однажды Ангелина предложила ему лечь в больницу. Он побледнел и злобно выдавил:
— Хочешь от меня отделаться? Но я не доставлю тебе такого удовольствия! Буду жить, пока не высохну, как доска.
Ангелина с тех пор боялась упоминать о больнице. Роман оживлялся лишь в редкие часы, когда к ним приходил Павел Гынжу. Павел уверенно говорил:
— Скоро ты поправишься. Вот придет весна, пошлем тебя на все лето в Дубоссары на практику в колхоз. Ты толковый, понимаешь в хозяйстве. Посмотришь, как там у них, что к чему. А осенью и у нас в Валуренах организуем колхоз. Мы с Лимпиадой из любопытства съездили туда. Ну, братец, вот это пахота! Тракторами пашут, я видел, глубина чуть не в аршин. Все сорняки к черту. На что тут лошадь?.. А посмотрел бы ты их кур — белые, будто из одного яичка вылупились. Загляденье! В тепле выводят их, и наседки не надо, по восемьсот штук в день. Можешь спросить Лимпиаду.
Огоньки любопытства загорались в глазах Романа, и он на некоторое время воодушевлялся.
— Пожить бы, самому бы увидеть!
— Еще как будешь жить, — уверял Павел. — Помнишь, как я кашлял в позапрошлом году? И ничего. Пей молоко с маслом, как рукой снимет.
Когда Павел ушел, отец ласково обнял Илиеша:
— Вот поправлюсь, организуем колхоз, и пошлю тебя учиться. Куда захочешь поедешь.
Приближались выборы в Верховный Совет республики. Кандидатом в депутаты выдвинули Лимпиаду. Она потеряла сон и аппетит. Ей было как-то неловко, она смущенно говорила:
— Там нужны ученые люди. А что я, едва грамотная?
Роману стало лучше, он повеселел. В день выборов проснулись с петухами, зажгли лампу, стали наряжаться в праздничную одежду. В темноте пошли на избирательный участок, уверенные, что будут там первыми. Но в школе, где расположился избирательный участок, уже собралось все село. Илиеш еще ни разу не видел школу такой украшенной: кругом ковры, вазы с цветами — где только набрали их?
За столом, покрытым красной скатертью, торжественно сидели Павел Гынжу, Тоадер Мунтяну и еще несколько мужчин и женщин. В соседнем зале играла музыка. Настроение у всех было приподнятое, все приветливы, радостны. В зале, где играл оркестр, веселились и старики и молодежь. Роман расправил плечи и вступил в танец.
Илиеш тоже стал танцевать, хотя разгуляться было негде и его то и дело толкали. Правда, другие танцевали с девушками, а он еще не решался пригласить. Вообще-то он горел желанием вступить в круг с Ольгуцей. Только как осмелиться на виду у всего села? Да и не в этом даже дело. Осмелился бы. Только вдруг она не захочет? Девушки — народ капризный. Вот если бы он привел ее на жок сам, как это заведено, тогда другое дело. Тогда танцуй сколько влезет. Но что делать, если он еще не дорос. Хотя, говоря откровенно, стань он взрослым, все равно идти к Истрати Малаю, чтобы пригласить его дочь на жок, смелости не хватило бы. Тут нужна отчаянная голова. Истрати такой злой, что может накинуться на тебя с дубиной. И дверь не найдешь — вылетишь сквозь стенку на улицу. Ну, а пока он потанцует и с Якобом. Время покажет. Сегодня выборы, танцуют без соблюдения деревенских обычаев, не требуя с тебя ни «марша», ни на «чай», как это водится.