Никита встал со стула и подошел к нему. Они стояли плечом к плечу посреди комнаты и смотрели друг на друга, будто виделись впервые.
— Зачем торопиться? Что вы знаете обо мне? Всего два-три месяца…
Бакуш взял его за плечи и тряхнул.
— Пойми, мне трудно сразу заменить тебя кем-нибудь. Подожди немножко. Скажу правду, я ждал этого взрыва намного раньше… Раз ты вытерпел до сих пор, значит, дело идет хорошо.
— Но я больше не могу, поймите!
— Понимаю. Знаешь, что я делаю в подобных случаях?
— Что?
— Иду домой и распутываю нитки. Моя жена вяжет. У нас есть четырехлетний сын, который путает все клубки, так что жена за голову хватается. А я прихожу домой и медленно, не спеша распутываю их, пока не успокоюсь и не прояснятся мысли.
Никита взял со стола шляпу.
— Другими словами, вы и мне советуете распутывать нитки?
— Обязательно.
Никита направился к дверям. Уходил он с тем же, с чем пришел, но на сердце стало гораздо легче. Бакуш остановил его на пороге:
— Ты на бедарке?
— Да.
— Один?
— Один.
— Может быть, и меня подвезешь? Есть дело в Стокнае, а машина моя ушла в Сахарну и что-то задержалась.
Широко разлились воды Днестра. Мутные, стремительные волны тащили с собой к морю глыбы земли, оторванные от берегов, коряги, бревна. Где-то в верховье прошел ливень. Голые ребятишки поймали доску и вскарабкались на нее, как на плот. Они были замурзанные и веселые. Одежонка валялась на мокром песке. Ее стерег пятнистый мокрый пес.
— У нас одиннадцать тысяч гектаров пахотной земли и шестьдесят лошадей, шестьдесят старых разбитых кляч. Это, к сожалению, вся тягловая сила района, — жаловался Бакуш. — Но разве дело только в лошадях? Погляди на эти разрушенные дома, что виднеются в долине, погляди на эту нищету, что царит повсюду. А тиф? Знаешь, что у нас негде помещать больных и они валяются по двое-трое на одной койке? Что же делать? Скажи, ты старше меня. Причитать, как бабы?
Никита молча слушал его, глядя вдаль, где за гребнями холмов стояли ряды деревьев. Хитрый секретарь специально привел его сюда, чтобы поговорить свободно, без помех и чтобы передохнуть немного на свежем воздухе. Давно он не беседовал ни с кем так рассудительно, открыто, по-мужски.
Никита немного ожил. Была у него минута колебаний, душевной слабости, но теперь жизнь как будто входила в колею. И все же где-то в сердце притаилось тяжкое беспокойство, которое охватило его еще с утра и не хотело покидать. Он сидел на камне под шиповником на опушке леса. Внизу, на берегу Днестра, виднелись разбросанные вдоль дороги хатки. Туда должен был спуститься Бакуш, но задержался. Он подложил под голову планшетку и жарился на солнце. Ему не хотелось расставаться с Никитой. Сегодня он случайно обнаружил в его душе необычную волну человеческого тепла и боялся потерять ее.
Внизу на склоне какая-то женщина высаживала капусту, тихо напевая:
— Плюнь ты на все неприятности, пройдут и они. Самое трудное позади, — сказал Бакуш. — Давно я не сидел вот так, в тишине, и не слышал голоса поющей женщины.
Казалось, он дремлет и бормочет сквозь сон. На мосту через Днепр слышался скрип лебедок и стук молотков. Сколько раз этот мост разрушали и восстанавливали! А теперь его делали навсегда. На меловом склоне холма росли редкие кусты бузины и дикая морковь. У камня светились белыми веночками невест несколько заблудившихся ромашек. Никита сорвал одну, протянул Бакушу.
— Знаете, в молодости я боялся их.
Бакуш взял цветок, понюхал, затем прикрепил к ремешку планшетки.
— Почему?
— Боялся, чтобы не заворожили меня.
Бакуш улыбнулся.
— Может, и до сих пор боитесь?
Беспощадно палило солнце. Чувствовалось приближение дождя. С запада снова наступали черные тучи. Секретарь приподнялся на локте, поглядел в небо.
— Мне нужно идти.
Он разгреб беловатую землю, взял ее в горсть и просеял сквозь пальцы.
— Ты специалист. Что может расти на этом склоне?
Никита пожал плечами:
— Не знаю… Виноградник. Я больше разбираюсь в цветах, занимался и садами, но цветы — это моя страсть. Видели бы вы, какие я выращиваю тюльпаны. У меня есть свой собственный сорт. — Никита глубоко вздохнул. — Мне нравится все красивое. Знаете, была у меня племянница… Видели бы вы ее. — Он незаметно для себя открывал свою тайну, запертую на семь замков. Нестерпимо хотелось рассказать о Наташе, хоть раз упомянуть ее имя после смерти. — Она жила у меня, и любо было смотреть, как она по утрам расчесывает волосы, как хлопочет по дому. Вечером, приходя с работы, я заставал ее спящей, смотрел на нее и любовался. Мечтал выдать замуж за хорошего парня и устроить веселую свадьбу. Но вмешалась жена со своими глупостями, стала грызть меня, ежедневно шпынять. Бедной Наташе пришлось перейти от нас в общежитие. А теперь нет ее, погибла… Да, красивая была, как весенний побег! У меня нет детей, и я любил ее, как никого другого.