Рядом несколько ребят, одногодков Илиеша, у которых над губой уже пробивался пушок, обсуждали, как на прошлой неделе мельник, дед Витя, поймал шпиона. Тот пришел к нему мертвецки пьяный, с кучей денег, умоляя найти ему девушку. Дед отвел его к Люське Бородати и сообщил в сельсовет. Люськин дом окружили. Немец начал отстреливаться. Когда же его поймали — стал притворяться припадочным: валялся на земле, корчился, пускал пузыри, так что и в самом деле его можно было принять за припадочного. Просил развязать, но хитрость не удалась.
— Враки, — говорили одни. — Если бы он был шпионом, то не напился бы так.
Другие доказывали, что это шпион. Загорелся спор. Илиешу было все равно. Завтра он навсегда уедет из села. Завтра его жизнь пойдет по новому пути. Валурены останутся позади. Уйдет в прошлое и страдание, которое причиняет ему эта девушка с длинными ресницами. Он бы сказал ей что-то значительное при расставании. Но теперь это невозможно. Пусть говорит Григорий. Он же уедет, не сказав ей ни слова. Теперь он должен выйти так, чтобы она не заметила. Бритва на скамейке рядом с ней. Нужно взять ее. А в конце концов… черт с ней, с этой бритвой! Он незаметно выйдет. Пусть думает, что его совсем не интересует ее поведение.
— Подойди-ка сюда! — Григорий махнул ему рукой.
Илиеш оцепенел. Пойти или не пойти? Он сидел, обдумывая положение.
— Слышишь, Илиеш, иди сюда, — позвал снова Григорий.
Делать нечего, его зовет солдат, некрасиво упрямиться. Ведь он мужчина, черт побери, и его зовет друг Ионики. Так что же, сердиться на него из-за девушки? Даже если ее зовут Ольгуца… Найдет он себе другую, хоть такие ресницы не так уж часто встречаются.
Илиеш с трудом оторвался от окна и подошел к ним, стараясь не глядеть на девушку. Он видел только спицы в ее руках и кончики пальцев.
— Чего тебе? — хмуро спросил Илиеш.
— Сядь здесь, около нас, чего сморщился, как соленый огурец весной? Ольгуца, ты не рассердишься, если парень сядет поближе к тебе?
Григорий прижался к девушке, освобождая Илиешу место. Ольгуца кипела от злости. Несколько прядей спадало ей на лоб, мешая работать. Она в который уже раз вскидывала голову, чтобы отбросить их, но те снова возвращались обратно. Ольгуца хотела было рукой поправить волосы, но коснулась локтя Григория, отчего покраснела еще сильнее и упустила спицу.
— Чего ты мучаешься, скажи мне, и я помогу тебе, — спокойно проговорил Григорий, подымая спицу. Затем откинул с ее лба прядь волос. Он так обращался с ее волосами, словно это были его собственные! — Что слышно у вас? — спросил он, обращаясь к Илиешу.
Паренек царапал ногтем скамейку.
— Что слышно? Ничего.
— Нет вестей от Иона?
— Нет.
— А от деда Епифана?
— Тоже нет.
Илиеш вздохнул и поднял глаза на Григория. Если б тут не была замешана Ольгуца, сколько у него нашлось бы тем для разговоров с другом Иона! Но затесалась между ними эта колючка, и все.
Григорий посмотрел на него проницательным взглядом. Его насмешливость угасла, он задумался о чем-то серьезном. Лицо стало строгим.
— Да, не повезло вам тогда. Если бы все вместе перешли Буг… — задумчиво проговорил он.
— Не повезло.
— Ничего, лишь бы живыми вернулись.
— И я говорю.
Илиеш заметил, что у Григория все зубы вставные, лицо в шрамах от ожогов и — когда-то густые, сросшиеся — брови теперь едва выделялись. «Интересно, какие зубы были у него прежде?» — пытался припомнить Илиеш. Но не мог. Прежний Григорий пропал в тумане, и только некоторые его черты еще угадывались в сидящем рядом взрослом, почти не знакомом человеке.
— О Боре знаешь что-нибудь? — спросил Илиеш, охваченный воспоминаниями.
— В самом деле, Григорий, ты ничего не слышал про сына Иделя? — присоединилась к нему сидящая в углу женщина.
— Некоторое время были вместе, в одном подразделении, — ответил тот, играя клубком. — Потом нас перевели в разные части. Но мы переписываемся. Он жив, писал, что больше не вернется в Валурены — тяжело видеть отцовский дом.
— Значит, ему все известно?
— Все.
Словно черное крыло мелькнуло над лампой, заслонив на минуту ее свет. В наступившей тишине было слышно, как шуршит новое веретено в неумелых руках. Скрипнула скамья. Вздохнула какая-то женщина. Упал и покатился по полу клубок, и никто не поспешил поднять его.
В распахнутое окно вливалась ночь, неся с собой волны свежего воздуха. Григорий посмотрел на огорченного Илиеша, слегка дернул его за ухо.
— Брось кручиниться, Илиеш, война кончится, все будет хорошо. — И, обхватив Ольгуцу за плечи, лукаво спросил: — Хочешь выйти за меня замуж?