Осенней ночью дорога едва угадывается. Лимпиада идет ощупью. Тропинка ведет прямо через сады, через заборы и дворы. Этот путь трудней, зато ближе. И не так грязно.
Дует холодный ветерок. Под кустом терновника сверкнули два фосфорических глаза. Кошка. Куча глины и камней преграждает дорогу, нужно сделать небольшой крюк. С вечера этой кучи не было. Кто-то строит себе землянку, чтобы перезимовать…
Сколько бездомных! В долине Купания копошится множество сирот. В лохмотьях, худые и голодные, они пробираются в село и крадут что только можно. Вчера в райцентре она видела несколько машин, полных беспризорными. Их подбирают и отсылают в детские дома. А они глядят дикими глазами на сопровождающего. Был бы среди них ее Ионикэ, она давно бы отыскала его. Но он уже большой, и ему предназначена совсем другая судьба.
Лимпиада присаживается на ствол старого ореха и начинает беседовать с теменью… Маленький белокурый мальчик подходит и садится ей на колени. Печет солнце, косовица. Ей некогда приласкать его. Но ребенок ничего не хочет знать, он требует своего:
— Расскажи сказку.
— Нет у меня времени, Ионикэ, после…
— Хочу сказку…
— Сказки не рассказывают днем.
— Почему?
— Потому что потеряешь свое счастье.
Ребенок послушно встает, отпускает ее руки. Он отказывается от сказки, лишь бы иметь счастье. Но счастья не было…
Ствол, на котором она сидела, был влажный. Но увлеченная своими мыслями, Лимпиада не чувствовала, как пробирает ее сырость.
На месте мальчонки, требующего сказку, появляется другой, постарше. Кудри его треплет весенний ветер. Дед Епифан сеет кукурузу, она ведет лошадей, а Ионикэ держит ручки плуга.
— Не нажимай так сильно, — советует ему дед Епифан, — полегче.
Она тайком вытирает глаза, не хочет, чтоб ее видели плачущей.
— Ничего, привыкнет, — подбадривает ее дед Епифан. — Было бы что пахать, а там — мы хозяева земли. Не так ли, Ионикэ?
— Так, дедушка.
Ионикэ казался слабосильным, а земля стонала под его рукой. Борозда ложилась черная и твердая.
— Иди домой, — однажды сказал он Лимпиаде, — сам буду пахать.
Тогда она поняла, что сын вырос. Работа не истощала его. Но взрослел он преждевременно. Он был мудрым, как старик, и легкомысленным, как ребенок. Ни одного вечера не проводил дома. Иногда она журила его. Но Ионикэ не мог жить без села. Его привлекала толпа, посиделки. Вообще он был хорошим мальчиком. Все село любило его. Только Георгий Ботнару ненавидел. Нет теперь Георгия. Он уехал за Прут, сбежал от народного гнева. Но нет и Ионикэ…
Завтра нужно встать пораньше. Завтра столько дел: сеять, чинить мост, провожать Илиеша.
В сельсовете остался приехавший по делам инструктор райкома партии. Она послала уборщицу, чтобы та отвела его куда-нибудь переночевать. Кто знает, нашла ли она ему ночлег? Следовало бы пригласить к себе, но ей было стыдно, что нечем застелить постель. Вчера пришли два подростка — девочка и паренек, вроде Илиеша, чтобы зарегистрировать брак. Может быть, она поступила плохо, но отослала их домой — слишком молоды еще.
— Приходите через год, — сказала она им, — не спешите, есть еще время.
Они обиделись. И Иляна обиделась, что ей дали мало мыла. Разве дело председателя делить мыло? Но как тут быть, если сейчас все нужно делить? Кроме воздуха и воды. На все нужны списки и списки. Списки на кооператив, списки, чтобы смолоть зерно, списки на маслобойку, списки на сев. У Лимпиады кружилась голова от такого количества бумаг. Иляна несправедливо оскорбила ее сегодня. Да разве только Иляна? Но когда подумаешь, то и сердиться не приходится. Ведь так приятно надеть выстиранное платье! А сколько потребуется мыла, чтобы смыть всю человеческую кровь, пролитую на войне? Чепуха, кровь не отмывается мылом.
Лимпиада опустила голову и задремала. Следовало бы встать и пойти домой. Но у нее не было сил. Так хорошо спать на воздухе, даже если немного холодновато. Сотня шагов, оставшихся до хаты, казалась ей слишком большим расстоянием. А ноги — словно ватные. Вот впереди кто-то остановился. Осветил фонариком лицо.
— Тетя Лимпиада, это вы?
Перед ней стояли двое: один низенький, другой повыше. Она не могла сразу стряхнуть дремоту.