Туман такой густой, что хоть ножом режь. Давно наступило утро, но солнце с трудом пробивалось сквозь него, пока не взяло хитростью — проникло снизу, заставив оторваться от земли.
На большой тыкве у погреба Лимпиады сидел Чулика и смотрел на часы. Рядом с ним, покусывая губы, стояла Евлампия. Чулика держал в руках пару ботинок из коричневой кожи, с подошвой толщиной в палец. Он и сам был обут в такие же ботинки. Вообще, он был одет чисто, с претензией на моду.
— Без четверти девять, — важно проговорил он, взвешивая на ладони часы. — Если он не придет к девяти, уедем без него. Меня ждут клиенты, у меня работа, а я торчу здесь.
Евлампия смотрела на него с уважением. Повезло Ангелине, подцепила такого человека! То есть почему повезло? Если бы не она, Евлампия, не видать бы Ангелине Чулики! Здесь она и умерла бы, в Валуренах. А теперь он увез ее в Кишинев, сделал из нее барыню, даже не узнаешь! Правда, и Ангелина не забывает ее. Остановилась у Евлампии, привезла ей подарок. К Лимпиаде зашла только так, из вежливости, чтобы не говорили, что она забыла родню. Евлампия вбила себе в голову выдать Ангелину за Чулику — и выдала. Назло всем Браду, назло Лимпиаде, которая сидит во вдовах вот уже двенадцать лет и все никак не найдет, кто бы ее взял. Евлампия улыбнулась довольно. Если не нашелся до сих пор, то тем более не найдется в будущем. Когда подвернется случай на какой-нибудь гулянке, она скажет ей. Пусть знает, чего она стоит!
— Без пяти девять, — сказал Чулика.
— Трудно вам будет с этим мальчиком, ох как трудно, — предупредила их Евлампия, — чую я!
— Что же делать? — Чулика развел руками. — Она его мать, а все матери сумасшедшие.
— Есть дети как дети, а этот не знаю, на кого похож. — Евлампия осуждающе покачала головой. — Даже не пришел повидать нас, когда его привезла Лимпиада. Проходит мимо дома, посвистывает, руки — в карманах. Хорош, нечего сказать!
В ворота вошла Ангелина. Она на самом деле похорошела. Высокая, в пальто бежевого цвета, в берете. Ее лицо стало нежней. Она бросила расслабленным голосом:
— Не пришел?
Чулика равнодушно ответил:
— Нет.
— Может, останемся до завтра? — нерешительно спросила она.
— Оставайся, если хочешь. Я уезжаю. Он ведь знает, что мы должны уехать. Где же шляется?
— Может, что случилось.
— Шляется с какими-нибудь бродягами и забыл, что нужно ехать, вот и все!
Ангелина взяла с завалинки скамеечку, вытерла листьями пыль с нее, постелила сверху платок и села.
— Где он может быть? — спросила она, скорее обращаясь к себе, чем к остальным. С некоторого времени у нее побаливало сердце. И она не знала почему. Как будто и живется хорошо, есть все необходимое. Муж не обижает. А вот Илиеш — он преждевременно загонит ее в могилу. Сколько она перенесла из-за этого ребенка! Боже, как же живут те, у кого десять — двенадцать таких.
Часы Чулики показали девять. Нужно ехать на вокзал, но он не решался уехать один — боялся слез Ангелины. Он не переносит слез и должен беречь слабые нервы. Зачем делать себе плохо? В конце концов, и через полчаса можно поехать на вокзал, только бы пришел этот висельник, из-за которого он должен трепать свои нервы. По дорожке шла Лимпиада. Ангелина бросилась ей навстречу:
— Нет его?