Илиеш бесшумно вышел, притворил дверь. Приступ слабости прошел, буря внутри его отбушевала. И ему теперь было все равно, что будет думать и как будет относиться к нему мать. Вслед донесся голос Ангелины:
— Это ты, Илиеш?
— Я.
— Чего ищешь?
— Спички.
— Пошарь на подоконнике, возле фикуса.
— Уже нашел. Спи.
Он вытащил из кармана спички и зажег, чтобы она слышала.
Лег, но сон не шел. Слишком утомился. Лежа на боку и подперев голову рукой, он предался размышлениям. Между тем стало светать, в комнате уже различались контуры предметов. Было тихо. Не без удовлетворения он отметил, что мать тоже не спала, раз услышала, как он вошел. Значит, и ей его приезд не безразличен. Из отдельного уголка его совести выглянул некто маленький по имени Спиридуш, поглядел с укором: «Не узнаю тебя, Илиеш Браду. Чтоб ты радовался страданию другого? До чего низко ты пал! И чего тебе надо, чего не хватает? Люди тебя приняли, приютили, поднесли вина, а ты… Ай-яй-яй! Стыдно!»
«Это моя мать, — возразил Илиеш, — она обязана».
«Обязана кормить тебя в тридцать лет? Такого здоровенного, самостоятельного, умного? — Спиридуш сардонически скалил зубы. — Знаешь, ты очень забавный парень. А не думаешь ли ты, что пришла пора самому обогревать и поддерживать других? А? Об обязанностях ты забываешь?»
«Я всегда их имел с избытком».
«Наконец, твой долг…»
«Замолчи, я никому не должен».
«Нет, брат, должен. Да еще как!»
«Кому это, смею спросить?»
«Всем людям. И матери, и младшему братику, и Чулике».
«Я должен Чулике?! А ну, убирайся отсюда!»
Спиридуш с грустью покачал головой и присел рядышком.
«Не надо буйствовать. Вспомни годы сразу после войны. Как доставалось людям? Даже желуди в лесу и то исчезли. Может, некстати воспоминания? Но без вчера нету и сегодня, все связано — прошедшее с нынешним, с будущим… Не нам с тобой менять этот порядок. Так что такая забывчивость человеку не к лицу. Ты-то, Илиеш, так и не узнал вкус желудей. Почему? Потому что мать время от времени присылала мешок картошки. А знаешь, почем тогда была картошка? Тебя не интересовало, Илиеш, откуда мать брала ее? Сказать? Не надо? Я же знал, что ты парень смекалистый… Однако тебе не приходило в голову рассчитаться с Чуликой за ту картошку. Почему? Ты же гордый и самолюбивый, а Чулика, как известно, жадный».
«Думал, конечно, думал отдать Чулике, чтобы не быть у него в долгу. Да все не получалось, не держатся у меня денежки».
«Значит, помнишь? А раз так, то я тебе больше не нужен».
И Спиридуш исчез…
Вот так всегда — появится, взбудоражит и исчезнет.
За окном послышался шум троллейбуса, шаги первых прохожих. Илиеш выглянул в окно — на улице был густой туман. Илиеш снова растянулся на своей раскладушке, и прежние мысли закружились вновь. Так оно и есть, Чулика спас его в те голодные времена. Разумеется, кормил Илиеша ради Ангелины, которая понимала, что, оставив сына Лимпиаде и укатив в город с Чуликой ради красивой жизни, она опозорилась перед всей деревней и опозорится окончательно, если еще и не будет присылать сыну еду. Кроме всего прочего, она любила пускать пыль в глаза: пусть подивятся в Валуренах, как она подкармливает своего сыночка. Однако Спиридуш глуп как пробка. Подумаешь, мешок картошки в месяц. Илиешу было тогда шестнадцать лет, разве только в картошке нуждался он? Да и не ему присылали ее, а Лимпиаде — вроде бы в знак благодарности. А бедная Лимпиада заботилась о нем, как родная мать. Только она знала, какой ценой приходилось сводить концы с концами. И присланный Ангелиной мешок картошки значил в этом балансе ой как много.
Вернулась из эвакуации Лимпиада. Хозяйство ее разорили, растащили. Дед Епифан, который всегда был ей опорой, молча и безропотно собирался на тот свет. Тюрьма и жандармы доконали его. Как он ни бодрился, силы иссякали не по дням, а по часам, он стал вдвое ниже ростом, словно земля заживо засасывала его.
Едва оставшись один, дед сразу же ложился и закрывал глаза, словно после изнурительной работы. Лимпиада, которая понимала больше, чем Илиеш и Ион вместе, заботливо спрашивала:
— Плохо тебе, отец?
— Спаси господи!
— На вот подушку, ляг по-человечески.
— Еще успею належаться на том свете. Сейчас передохну малость да возьмусь за работу.
Старик раздражался, если его заставали лежащим. Он тут же вставал и отправлялся в сад. То поправит забор, то прополет лук или картошку, то подстрижет куст крыжовника.