— Что сказать?
— Что-то же говорят парни своим девушкам, когда уходят в армию.
Эти ее слова развеселили Илиеша.
— Считай, что я сказал все, что полагается говорить парню, который идет служить.
В глазах Ольгуцы забегали чертенята.
— Баламут.
— Не нравлюсь?
Она составила гримасу: мол, конечно же нет, не нравишься, а чертенята в глазах стали делать знаки: не волнуйся, это она так, чтобы подзадорить, а сама души в тебе не чает.
— Теперь можешь подыскать себе другого парня. Времени будет вполне достаточно.
Остальные призывники уже давно ждали его на перевале возле засохшего колодца и теперь кричали и махали ему руками: хватит любезничать, пора!
Ольгуца поникла, протянула ему узелок с гостинцами. Постояв молча, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала.
— Имей в виду: если отец захочет выдать замуж за кого-нибудь, не пойду. Понял?
— Понял. Ладно.
Когда нагнал ребят, притворился веселым, развязным, — мол, ему все равно, что там страдать из-за девчонки! Чтобы выглядеть совсем самостоятельным, пустил несколько острот насчет девчат, которые сами вешаются тебе на шею. Ольгуца махала ему платочком и очень удивлялась, что он ей не отвечает. Потом зашагала домой. И когда Илиеш наконец осмелился обернуться, она уже входила в село.
Первое ее письмо было странно злым, дышало ненавистью и ядом.
Случилось это в холодный, неприветливый день. Вернувшись после занятий в поле, солдаты облепили печку. Вначале, когда армейский распорядок и нагрузка от непривычки выжимали все соки, Илиеш только и мечтал о том, чтобы добраться до печки. Тепло голландки, обитой черной жестью, казалось верхом блаженства. Тут развязывались сердца и языки. А говорунов, оказывается, на свете прорва. Никто его не тянет за язык, а он тебе излагает с художественными деталями свои похождения с одной вдовушкой-соблазнительницей. Другой хочет, чтобы все непременно знали о его взаимоотношениях с девчонкой. Третий делится своими воспоминаниями о жене и детях… Любители хорошо поесть описывают со смаком, как когда-то у них дома резали свинью, какой толщины было сало, какие получались колбасы.
В тот памятный вечер Илиешу удалось захватить лучшее местечко возле печки, тепло разливалось по всему телу, добиралось до кончиков пальцев. В это-то время и позвал его ефрейтор Джафар.
— Прощай, печка! — пошутил кто-то.
Илиеш пожалел об утраченном местечке, но ничего не поделаешь, если зовет командир, надо идти.
— Как из объятий красавицы на мороз выходить, так от печки отрываться!
— За пазуху набери тепла!
Ефрейтор, извлек из кармана письмо, строго оборвал болтунов:
— Разговорчики! Облепили бедную голландку, как инвалиды. Стыдно смотреть!.. На вот, Браду, письмецо. — Джафар, стараясь придать себе солидность, важно изрек: — Тут написано: «Вручить лучшему бойцу». Оцени! — Он поднял указательный палец.
Конечно, Илиеш еще не стал в полном смысле отличником боевой и политической подготовки, как принято в армии именовать лучших солдат, однако службу нес добросовестно, вперед не лез, но и не отставал. Так что письмо ему вручили без всякой насмешки, однако он залился краской.
— Прочитай вслух, — Джафар одобрительно улыбнулся, — какие могут быть секреты…
Растерянный Илиеш развернул треугольник письма сложенного еще по образцу военных лет.
«Добрый день, незнакомый воин, — гласило письмо, написанное аккуратным школьным почерком. — Пишет Вам Ирина Гурулева из Тунгокоченского района. Мне восемнадцать лет. Работаю я на звероферме колхоза «Алтагачан». Многие мои подруги переписываются с воинами. Я тоже хочу завязать переписку. Если Вы не возражаете, давайте обмениваться письмами. В следующий раз пришлю свое фото. Жду ответа».
Внизу стояла подпись.
Илиеш разочарованно сложил листок. В тумане неясным видением поплыл перед ним Чертов курган, деревенские улицы, по которым ходили они с Ольгуцей, явился колодец возле дома, где они не раз сидели рядышком.
— Надо ответить девушке. — Ефрейтор Джафар многозначительно подмигнул.
Его голос с сильным акцентом спугнул видения Илиеша. Переступив с ноги на ногу, он вернул письмо ефрейтору.
— Я бы написал, да…
— Узнал, что письмо со зверофермы, и испугался, — бросил реплику очередной остряк.
Солдаты захохотали. Илиеш знал, что избежать насмешек можно лишь одним способом — надо смеяться вместе со всеми.
Он усмехнулся.
— Так в чем же дело? — Черные глаза Джафара блестели, как две маслины. — «Написал бы, да…» Ну, продолжай.