В письме графу Шувалову, Ломоносов описал, что у Рихмана на лбу было красно-вишневое пятно, а электрическая сила вышла из его ног в пол. Ломоносов также отметил, что ноги и пальцы были синими, а башмак разорван, но не прожжен. Несмотря на трагический исход, Ломоносов писал, что Рихман умер «прекрасной смертью, исполняя по своей профессии должность» и что его память не угаснет. Однако, Ломоносов беспокоился, что этот случай может быть использован против дальнейшего развития науки.
Смерть Рихмана от незаземленного прибора во время исследования электричества произвела большой резонанс. В России исследования электричества были временно приостановлены. Несмотря на трагический случай, это событие подтолкнуло к поиску защиты от молний и мер безопасности при работе с электричеством.
— А вдруг он бы оказался прав? У меня на даче это электричество очень бы пригодилось. А тянуть провода со столбами туда это очень дорого, — вздохнул пациент, и добавил: — Если бы там было электричество, то не случилось бы той, моей личной, трагедии.
— Да, я знаю. Мои соболезнования. Крепитесь, коллега. Продолжайте.
— Так вот. Он сказал, что сейчас продемонстрирует как молния, которая ударит в громоотвод установленный на крыше корпуса, по металлической ленте попадет в специальное устройство. Как он его назвал… да, аккумулятор, зарядит его, и потом это электричество можно будет использовать в быту и в промышленности, — продолжил Смирнов.
— И что произошло? — с любопытством спросил фон Штейниц.
— Началась гроза, где-то пару раз сверкнули молнии. Тучи приближались к нашему корпусу. Вдруг, прямо над нами, сверкнула очень яркая молния. После чего я помню только яркую вспышку в том месте, где стоял это аккумулятор и все. Очнулся уже тут! Больше ничего не помню. Может быть Вы мне расскажете, что там случилось?
— Расскажу, — пожевал тонкими сухими губами немец, — расскажу, что Вы, дорогой Иван Петрович, родились, как у русских говорят… в рубашке. Вам очень повезло, что все это произошло в одном из корпусов нашей Академии. Вас сразу отнесли в палату.
— А остальных? Там было много народу! — поразился уцелевший.
— Всего было, Слава Богу, тридцать пять человек, вместе с этим сумасшедшим лектором и его ассистентом. Сначала все подумали, что это очередные бомбисты устроили свою провокацию бросив бомбу в аудиторию. Ее теперь ремонтировать не один месяц будут, — рассказывал Карл Густавович, — примчались пожарные и полиция. Внутри бушевал пожар: горели деревянные скамейки, парты амфитеатра и панели на стенах. Часть пострадавших взрывной волной выбросило в окно. Они отделались ожогами и переломами конечностей. Но их немного. В живых осталось всего пять человек.
— Боже, какая трагедия! — только и воскликнул пациент.
— Но больше всего, как я теперь вижу, повезло Вам, коллега, — внимательно разглядывая его, как будто пытаясь найти причины такого везения, произнес Карл Густавович.
— Почему? Мне так совсем не кажется, — просипел Смирнов, не в силах даже пошевелиться.
— Вы были в нескольких метрах от эпицентра взрыва и остались в живых. У Вас нет переломов, а только поверхностные ожоги! Из всех потерпевших Вы, как это не странно, пострадали меньше всех!
— Почему?
— Хороший вопрос, — задумчиво протянул ординарный врач, — думаю тут сработало то, что Вы сразу упали на пол. И Вас — с одной стороны — прикрыла каменная стенка, которую удержала парта. Она взяла на себя всю разрушительную силу взрывной волны. Все остальные парты — вверх по амфитеатру — были сделаны из дерева, и они лишь нанесли дополнительный урон тем, кто за ними сидел. И плюс на вас сверху упали несколько других участников этой демонстрации. Они, кстати, сгорели.
— Какая трагедия, — вновь вздохнул его пациент.
— Да, но Вам повезло! Хорошо, — закончил опрос фон Штейниц, — вижу что вы действительно отделались легким испугом! Хочу Вас предупредить, что я обязан сообщить о том, что Вы пришли в себя в полицию. Они придут и вас допросят. Извините, но они меня обязали.
— Я все понимаю, мне скрывать нечего, — успокоил его Иван Петрович. — А когда меня выпишут? Я могу вставать?
— Можете, но осторожно! Чтобы не было головокружений и Вы не упали. Думаю, пару недель полежать придется. Мне пора, Вас еще осмотрит наш профессор, отдыхайте! — и немец, вместе с медсестрой, покинул одноместную палату.