У Айры что-то нехорошо заныло под ложечкой.
Кер... он ведь еще совсем слабый! После того жуткого заклятия, каким ударил его дер Соллен, малыш едва не погиб. Просто чудо, что он вообще оправился! Чудо, что дышит и как-то умудряется проявлять сочувствие! Винит себя за то, что не устоял, не выдержал бешеного напора чужой магии. Бедный... маленький, несчастный, измученный зверек, который ни перед чем не остановится, чтобы защитить свою хозяйку! Но который, конечно же, просто не способен сейчас сопротивляться. Он не выдержит второго такого удара. А если хозяйка начнет упорствовать и пытаться бороться, если вздумает, как в прошлый раз, вставать у него на пути... Викран дер Соллен его убьет. Намеренно или нет, но убьет, потому что другого выхода у него не будет: если Айра и Кер упрутся до конца, как в том лесу, он ударит так, что они снова рухнут на колени. Он сможет. Он способен на это. Он способен даже на то, чтобы без эмоций смотреть, как они корчатся от боли у его ног. А второй раз им не выжить. Никак. Они слишком слабы, и проклятый маг это тоже понимает. А еще он понимает и то, что сильнее. Он, мужчина, намного сильнее едва стоящей на ногах девчонки, и у него хватит умения, чтобы это доказать. Да хотя бы здесь, сейчас, чтобы раз и навсегда ее сломать...
И он наверняка сломает.
Айра хорошо это понимала: если вздумает сопротивляться, так и будет. Она пока не готова принять этот вызов. Но, что самое главное, к этому не готов Кер. Поэтому у нее есть только два пути: согласиться стать ученицей Викрана дер Соллена, пожертвовав своими чувствами ради Кера... или сразу гордо отказаться, плюнуть своему почти убийце в лицо и иметь потом тяжелый разговор с лером Альварисом. После которого ее или оправят сразу к магам Совета, или же (что вернее) отдадут все тому же Викрану дер Соллену. И тогда обучение все равно состоится, вот только после этого у нее вряд ли останутся силы на то, чтобы сопротивляться. А у Кера и подавно. К тому же, ОН непременно отыграется потом на ослабленном метаморфе, который до последнего... если только Айра не сдержится и попытается бороться... будет сражаться. Закроет ее собой, защитит, ничего не пожалеет и, вероятнее всего, просто погибнет. А пойти на такое...
Впрочем, чего гадать? Все уже решено: лер Альварис отдал четкий приказ, его ученик этот приказ непременно выполнит, а ее мнение никто не спрашивает. Просто сухо констатируют факты. И что бы она сейчас ни делала, как бы ни возмущалась и какие бы обвинения ни бросила ему в лицо, ничего от этого не изменится. А радовать его своей растерянностью, страхом или же злостью... нет. Не дождется. Теперь ничего от нее не дождется. Хотя бы до того момента, пока они с Кером полностью не восстановятся и не смогут ответить так, как он того заслуживает.
Что ж, значит, выбора нет: надо соглашаться. Придется терпеть, молчать, сносить все, что для нее уготовано. Спрятать свои истинные чувства, скрыть внезапно проснувшуюся ненависть глубоко-глубоко, на самом дне, чтобы он даже мысли об этом не увидел. Стать покорной, послушной, исполнительной. Выдержать все, что он для нее приготовил. Но лишь для того, чтобы однажды... когда-нибудь, когда будут силы... а это время непременно наступит... наконец, закончить тот разговор, начатый у туманной реки.
Айра, не поменявшись в лице, медленно кивнула.
- Хорошо. Я согласна.
- Прекрасно, - холодно отозвался маг. - В таком случае раздевайся: обучение начнется немедленно.
У нее что-то сжалось внутри, едва не вырвавшись наружу сдавленным вскриком, но, как ни странно, внезапный страх тут же сменился вспышкой презрительной ярости, затем - горькой усмешкой и, наконец, прежним равнодушием.
Нет, я решила. Ради нас, ради Кера, ради того, чтобы дать ему шанс. Пускай. Теперь все равно, и даже ЭТО не имеет никакого значения. Тому, кто не раз видел чужое отчаяние, многократно умирал и столько же раз возрождался, нечего бояться каких-то смешных угроз или простого насилия. Если дер Соллен думает, что это поможет ее подчинить, пускай. Пусть тешит себя надеждой. Пусть пытается, развлекается и глумится. Ведь на самом деле она давно уже умерла, а мертвые, как известно, не чувствуют боли. Они не стыдятся, не плачут. И они, на ее великое счастье, совершенно не умеют страдать.
Айра недрогнувшими пальцами взялась за тугой узел и молча позволила простыне упасть на холодный пол.