Непогода загнала мелких зверьков в норы. Костегрызу и Ратхе приходилось трудиться, не щадя сил, чтобы наполнить животы. Случалось, что они возвращались в логово с пустыми лапами, и тогда им оставалось только лежать и слушать голодное урчание в собственных желудках, пока нужда не выгоняла их на сырость в поисках пропитания.
Ратха научилась есть ящериц и червей, а также жевать клубни, которые выкапывала из земли. Она даже пристрастилась к зловонным голохвостам, поскольку очень часто они были единственной пищей, которую ей удавалось найти.
На смену осени пришла зима. Дожди превратились в затяжные ливни, нередко со снегом и градом. Ратха и Костегрыз теперь охотились днем, а в студеные ночи лежали, тесно прижавшись друг к другу, в гнездышке из сухих листьев, устроенном в дупле старой сосны. Было так холодно, что тот, кто ложился спать ближе к отверстию дупла, просыпался весь дрожа, с седыми от инея усами.
Однажды в тихое пасмурное утро Ратха высунула усы из дупла. Она была одна, Костегрыз еще раньше ушел на поиски еды.
Ратха вылезла из дупла и отряхнулась. Отчего-то этим утром она была особенно раздражена и нервозна. В воздухе чувствовалась какая-то странная хрупкость, непрочное затишье между последней ночной грозой и громадой тяжелых туч, ползущих по горной гряде над озером.
Ратха решила не затягивать с охотой. По опыту она уже знала, что большую часть короткого зимнего дня они с Костегрызом будут вынуждены прятаться в своем логове, пережидая, пока новая гроза устанет хлестать озеро, пригибая камыши и превращая воду в бурлящую пену.
Она несколько раз обежала вокруг сосны, пока не нашла слабый запах Костегрыза. Отыскав его след, Ратха потрусила по нему вдоль озера.
Она нашла его, стоящим по грудь в грязной воде. Костегрыз с усилием тащил что-то на берег.
Подбежав ближе, Ратха увидела, что это был труп утонувшего молодого оленя.
Не обращая внимания на обжигающий холод, Ратха вошла в ледяную воду и помогла Костегрызу вытащить добычу.
— Он умер не так давно, — сказал Костегрыз, обнюхав мертвое тело. — Довольно свежий для падали. Глаза все еще твердые и ясные.
— Трехрогий олененок, — добавила Ратха, заметив костяную шишку на носу животного и два роговых бугорка на его голове. Положив лапу на ребра олененка, она осторожно покачала тело туда-сюда. Оно казалось странно дряблым, голова животного безжизненно моталась по земле.
— Ты уверен, что он свежий? — спросила Ратха у Костегрыза. — Положи лапу ему на спину. Вот сюда, между лопаток.
Он сделал, как она сказала.
— У него спина сломана! — пробормотал Костегрыз, наклоняя голову набок. — И шея. А вот и отметины зубов. Этот олень не утонул. Это убоина.
— Но кто же будет бросать убоину в воду?
Костегрыз задумчиво пошевелил хвостом.
— Возможно, кто-то потерял эту добычу во время грозы. Должно быть, он волок оленя вдоль того выступа горы, что нависает над озером с противоположной стороны. Кто знает, может быть, труп охотника прибило к берегу чуть выше по течению.
Ратха села и уставилась на мертвое тело. Беспокойство, с утра терзавшее ее, сделало ее вспыльчивой.
— Знаешь, Костегрыз, я до сих пор еще ни разу не видела трехрогих ни возле озера, ни где-то еще на твоей территории.
— Я тоже, — согласился Костегрыз, досуха отряхивая шерсть. — Их здесь нет. Я живу тут уже давно, и точно знаю.
— Тогда откуда же взялся этот?
— Может быть, Меоран прислал тебе подарок? — усмехнулся он.
— Костегрыз! — взвыла Ратха и шлепнула лапой по мокрой слякоти, забрызгав себе и лапу и грудь. Потом снова посмотрела на труп оленя, и ее обдало жаром. Наверное, нужно было просто съесть его и забыть. Но что-то удерживало Ратху.
У нее уже не оставалось сомнений в том, что это был олень из стада племени. Больше ему неоткуда было взяться, ибо, в отличие от большинства диких животных, этот трехрогий выглядел не изможденным, а весьма упитанным и хорошо ухоженным.
Костегрыз зевнул.
— Мне все равно, откуда взялся этот олень. Он свежий, а мы с тобой не в таком положении, чтобы бросаться хорошим мясом.
— — согласилась Ратха, пытаясь не подать виду, насколько ее взволновало зрелище убитого животного. Она не сомневалась, что Костегрыз поддразнивает ее, но при этом чувствовала за его словами правду, пусть и сильно искаженную.
Ратха в нерешительности покосилась на своего товарища, который уже с жадностью рвал зубами брюхо мертвого олененка. От звуков его трапезы и запаха мяса, повисшего в неподвижном сыром воздухе, у Ратхи судорогой свело пустой живот. Отбросив все сомнения, она присоединилась к Костегрызу и принялась за еду...
Как раз в тот момент, когда ей стало казаться, что она больше не сможет втиснуть в себя ни кусочка, сидевший рядом с ней Костегрыз вдруг вздрогнул и насторожился.
Ратха вытерла перепачканную кровью пасть о внутреннюю часть своей передней лапы и посмотрела поверх брюха олененка. На поросшем травой пятачке в нескольких хвостах от них сидели два незваных гостя — один серый, другой пятнистый. Ратха распушилась и зашипела.
нет! — приказал Костегрыз, и ее рык превратился в озадаченное завывание.
Ратха впилась глазами в своего наставника, который на негнущихся лапах вышел вперед и остановился между мертвым оленем и двумя пришлыми.
У Ратхи оборвалось сердце, когда она поняла, что это Безымянные. Котенок-подросток и старуха, оба изможденные, всклокоченные и на вид очень грозные. Настороженные морды и глаза — глаза охотников. Их запах, доносившийся сквозь мелкую морось дождя, не был похож ни на один знакомый Ратхе запах.
Безымянные пахли очень сильно, одновременно кисло и мускусно, с примесью железистого привкуса крови съеденной дичи, как старой, так и совсем недавней. Кроме этого Ратха чувствовала затхлое дыхание старости и смрад грязи, принесенной издалека на усталых лапах. Но самое главное, что наряду с собственными запахами и следами съеденной дичи, Безымянные несли на себе ароматы неведомых долин, равнин и лесов, где охотник может с равным успехом как резвиться на свободе, так и сгинуть жалкой смертью от голода.
Присмотревшись к Безымянным, Ратха поняла, что история, которую рассказал ей их запах, отражена в их глазах. Может ли дикая жизнь научить хищника чему-то, кроме выживания? Ратхе с детства твердили о том, что бесплеменные не способны ни к чему, кроме заботы о собственном пропитании. Сейчас она знала, что это не совсем так. Костегрыз был бесплеменным и безымянным, однако он умел говорить не хуже любого пастуха племени.
Однако теперь, глядя на него и на двух Безымянных, Ратха отчетливо поняла еще кое-что — Костегрыз отличался от этих двоих точно так же, как и от племенных.
Она молча ждала, глядя на своего товарища. Вот он сощурил глаза и приоткрыл пасть.
Ратха ждала, что сейчас он нападет или грозно зарычит на этих безмозглых тварей. Но Костегрыз не сделал ни того, ни другого. Он обратился к безымянному котенку — так же просто и естественно, как разговаривал с ней, с Ратхой!
— Ты путешествуешь вдвоем с серой, Пестрый? Или за вами идут другие?
Незнакомый котенок встал и сделал несколько шагов вперед. Серая кошка осталась сидеть, следя за Пестрым взглядом, показавшимся Ратха до странности рассеянным и косящим.
Ратха сначала подумала, что кошка слепая, но потом заметила, что та поворачивает косматую голову и узкие зрачки прищуренных глаз вслед за ковыляющим котенком.
Ратха перевела глаза на маленького пестрого Безымянного, ожидая увидеть на его морде тот же тупой взгляд. Когда глаза их встретились, у нее невольно встала дыбом шерсть. Взгляд у котенка был зорким и ясным, как у Костегрыза. Тем не менее, он был Безымянным. Интересно, умеет ли он говорить?
Котенок ждал, не сводя глаз с Ратхи, словно чувствовал вопрос, вставший между ними. Затем он повернулся к Костегрызу.