— В таких случаях говорят: «Мне причиняет это боль больше, чем тебе». Понимаешь, старина?
Сэм взглянул на измученное лицо своей возлюбленной, взял ее руку и слегка пожал.
— Нет, больше всего страдает моя мышка. — Глаза его закрылись, и голова упала на грудь. Он отключился.
Симона осторожно уложила Сэма на тюфяк и дрожащими пальцами сняла компресс с его плеча. Рана была обширной. Ружейная пуля порвала значительную часть ткани. Пытаясь нащупать пулю, Адам начал зондировать отверстие кончиком ножа. Когда он обнаружил ее и вытащил нож, из раны полилась кровь. Эви вытирала ее, так что Адам мог продолжать свое дело. Он снова ввел кончик лезвия внутрь и попытался подцепить пулю, чтобы вытащить ее. Наконец после нескольких попыток ему удалось продвинуть кусок металла к отверстию раны. Затем с помощью лезвия ножа и пальцев Адам извлек пулю.
Проверив, чтобы в ране не осталось ни одной ниточки от рубашки Сэма, он кивнул Симоне. Она вылила в рану остатки виски, после чего Адам приложил компресс, чтобы остановить кровотечение.
— Хорошо бы еще сделать несколько стежков, чтобы закрыть отверстие. — Он вопросительно поднял бровь. — Кто из вас, леди, хочет заняться шитьем?
Эви достала иголку с ниткой.
— У меня чистые руки, я сделаю это.
В ее руках несколько раз мелькнула тонкая стальная игла, когда она делала аккуратные стежки, соединяя разорванную кожу.
Наконец Эви подняла голову и улыбнулась Симоне, которая, не проронив ни звука, следила за каждым ее движением. Взгляды женщин встретились, и Симона облегченно улыбнулась.
Трудное дело было успешно завершено.
Прошло несколько часов. Адам в конце концов убедил Симону, что Сэм не потерял сознание, а просто спит под действием виски. Несмотря на то что голова его все еще была горячей, он не бредил.
Беспокоясь о Сэме, Симона уже два дня ничего не ела и почти не спала. После долгих уговоров Эви удалось увести подругу от постели Сэма, убедив ее, что он будет очень голоден, когда проснется.
Симона всегда любила готовить, с того самого момента, когда впервые взбила тесто. Кухня была ее святая святых, местом, где она могла проявить свое мастерство и где чувствовала себя равной девушкам с хорошенькими личиками. Новый рецепт волновал Симону так же сильно, как и новое платье или драгоценная безделушка.
А теперь в ее жизнь вошел Сэм Монтгомери, и искусство Симоны наполнилось новым смыслом. Оно стало проявлением любви.
Напоминание о том, что Сэм скоро проснется и захочет есть, превратило робкую, застенчивую мадемуазель Симону Лиль в активную, уверенную, энергичную женщину, у которой появилось дело.
— Адам, иди и подстрели оленя, — приказала она командирским голосом.
Бедный Адам, который в этот момент поднес ко рту чашку кофе, закашлялся и пролил значительную часть горячей жидкости себе на рубашку.
— «Иди и подстрели оленя»! Моя дорогая Симона, никто не может так вот просто выйти и «подстрелить оленя». Сначала надо выследить его. Олени не стоят около хижины и не ждут, когда их подстрелят.
— Сколько времени это займет? — нетерпеливо спросила она.
Адам неопределенно пожал плечами:
— Может быть, две или три недели.
Симона начала что-то очень быстро говорить по-французски, так что даже Эви не могла уследить за ней. Наконец женщина замедлила свою тираду, когда Адам предложил:
— А как насчет пары форелей?
— Пойдет. — Она быстро совершила маневр и бросилась в атаку.
Симона взбивала, снимала пену, помешивала и жарила с такой скоростью, что Эви с открытым ртом едва успевала следить за ней. За Симоной в воздух поднимались клубы мучной пыли, когда она возбужденно двигалась по комнате. Хотя Адаму удалось поймать только одну рыбину, форель была мгновенно очищена и приготовлена. К вечеру, когда Сэм проснулся, его ждал королевский ужин.
Он был слишком слаб с похмелья, чтобы есть.
Возможно это привело бы в уныние менее твердую женщину, но не Симону Лиль. Облегчение от того, что ее любимый жив и проснулся, затмило разочарование, которое она испытала, когда он отверг плоды ее труда. Ничего, она приготовит еду завтра, когда он будет чувствовать себя лучше.
Симона вернулась к своему дежурству у постели раненого.
В этот вечер Эви и Адама, уже привыкших питаться бобами и солониной, угостили вкуснейшим луковым супом и жареной форелью под белым соусом.
На следующее утро Сэм выглядел гораздо лучше. Он поел немного горячего бульона и выпил чашку кофе. Напряжение Симоны несколько спало вместе с лихорадкой Сэма. Взглянув на них в середине дня, Эви обнаружила, что они оба умиротворенно спят рядышком.
Улыбнувшись, Эви вышла из хижины. Впервые после нападения бандитов она почувствовала себя совершенно расслабленной. Эви спустилась к Адаму, который сидел на берегу реки под большим дубом.
— Они оба спят, как младенцы, — весело сказала она.
Погруженный в свои мысли, Адам улыбнулся и встал. Они бесцельно побрели вдвоем. Адам решил, что настал самый подходящий момент высказать давно тяготившие его мысли.
— Эви, как только Сэм поправится, я хотел бы, чтобы мы вернулись в Сакраменто.
Эви предвидела этот разговор с того самого момента, как Адам появился здесь. Она остановилась и повернулась к нему.
— Адам, неужели ты не понимаешь, что значит для меня встреча с отцом? Я должна поговорить с ним, посмотреть ему в глаза. Я еще не сказала Сэму, что мы брат и сестра, потому что хотела открыться сразу обоим. — Эви с умоляющим взглядом взяла руку Адама. — Я уже прошла столько, Адам. Пожалуйста, не возвращай меня теперь назад.
Адам обнял ее.
— Понимаю, милая, но, когда ты расскажешь им о себе, мы тут же вернемся в Сакраменто.
Эви взглянула на него с сияющей улыбкой.
— О, Эви, Эви, — прошептал он и склонил свою голову, не в силах больше сдерживаться.
Его губы жадно прижались к ее губам, ища… находя… и наслаждаясь их сладостью. Поцелуй пробудил обоюдный огонь, охвативший их тела. Она обняла руками его шею и прижалась всеми своими мягкими формами к его мускулистой фигуре.
Он осыпал поцелуями ее лицо и глаза до тех пор, пока его настойчивые губы не превратили тлеющий последние недели огонь во всепоглощающее пламя. Страсть привела их в состояние, когда время и пространство перестали существовать. На всем свете была только любовь.
Они опустились на землю и судорожными движениями начали снимать одежду, отбрасывая ее в сторону. Ее затвердевшие груди вырвались наружу и встретились с его ртом. Эви застонала и ее тело неудержимо задвигалось.
— Адам, — прошептала она сквозь конвульсивные всхлипывания и протянула руку к низу его живота. Ее пальцы начали возбуждать его с таким восторгом, что он уже не мог отличить экстаза от агонии.
Он вошел в нее, и темп их вальса начал ускоряться, пока не достиг сокрушительной кульминации.
Глава 25
Через неделю благодаря заботливому уходу Симоны Сэм достаточно окреп, чтобы продолжить путешествие. Прежде чем уйти, Адам нарубил дров и аккуратно сложил их для следующих усталых путников, которые могли найти убежище в этой хижине.
— Хотелось бы знать, кто построил эту хижину? — задумчиво спросила Эви, оглядываясь назад, когда они тронулись в путь верхом.
Адам пожал плечами, радуясь, что наконец-то они сдвинулись с места. Он всегда нервничал, когда приходилось где-то долго задерживаться.
— Вероятно, какой-нибудь старатель, который застолбил участок где-нибудь поблизости.
Глаза Эви удивленно расширились.
— Ты хочешь сказать, что, возможно, мы сидели все это время на золоте?
— Сомневаюсь, — усмехнулся Адам. — В таком случае старатель был бы все еще где-нибудь поблизости.
— Если не умер, — вставила Симона, беспокойно поглядывая на Сэма.
В этот вечер они разбили лагерь в роще, среди высоких стволов секвойи над обширным каньоном. Эви стояла, потрясенная величественным зрелищем. Казалось, высокая, покрытая снегом вершина горы касалась голубого неба. На противоположном склоне великолепный водопад резко срывался вниз, и на дне каньона глубиной примерно в милю превращался в быструю реку, которая несла свои воды по живописно изрезанному ущелью, заросшему гигантскими секвойями, соснами и елями.