— Клад. Настоящий клад! — радостно шептала мужу Вера Федоровна.
Со свойственной ей прямотой она, однако, сразу предупредила Зою, что год на сцену не выпустит, что ее ждут тяжелые, скучные упражнения у станка. И услышала:
— Я это знаю, и я готова.
Виктор Хорунжий в балетный кружок попал случайно. Пришел на занятие по классической борьбе, в которой делал немалые успехи, но занятие сорвалось, и он заглянул в «танцкласс» полюбоваться девушками. Посмотрел, как Вера Федоровна муштрует своих учеников, почувствовал, что дело она поставила серьезно, и проникся к ней уважением. А когда Зоя со своим незадачливым партнером репетировала адажио из «Лебединого озера», ему вдруг открылась красота движений, их выразительность, возможность передать языком пластики и душевное смятение, и бездонную глубину чувств, и неизбывную радость.
Он просидел в углу комнаты три часа, не двигаясь с места, и устал чертовски. У него тоже невольно напрягались мышцы, когда отрабатывалось трудное упражнение, а лицо то выражало досаду, пока упражнение не получалось, то светилось от удовольствия, когда удавалось добиться четкости и непринужденности.
Разошлась старшая группа, но Хорунжий не ушел. Потолкался по классу, размялся и решил посмотреть начинающих. И тут он почувствовал уверенность в себе. Если эта полнотелая девушка, у которой ноги никак не приспособлены к танцам, надеется, что из нее выйдет балерина, если с ней так терпеливо возится Сенина, то он уж вправе попробовать себя. Как-никак подтанцовывал понемногу, отплясывал «Барыню», «Яблочко» и неплохо выбивает чечетку. Есть у него и слух, и чувство ритма.
Вера Федоровна исподволь следила за статным юношей и заметила, как играет его тело, когда танцуют другие, как радуется он каждому удавшемуся движению.
Однако, когда занятия окончились, его почему-то одолела робость. Он не посмел подойти к Сениной, решил оставить разговор до следующего раза.
А Вере Федоровне никак не хотелось упустить этого юношу. Когда он направился к выходу, она остановила его и без обиняков спросила:
— Хотите заняться балетом?
Виктор озабоченно потеребил тоненький ус.
— Ну, смелее.
Он только кивнул в ответ, потеряв в этот момент способность говорить.
Вера Федоровна попросила Виктора станцевать что-нибудь. Получилось у него не хорошо и не плохо, но внутреннее чутье подсказало опытной балерине, что из него выйдет толк.
Общительного и веселого Хорунжего быстро оценили в группе. Выносливость у него оказалась адская. Он занимался сразу в двух группах — и с начинающими, и с теми, кто уже был на «подходе к сцене». Если к этому прибавить работу и учебу в техникуме, то и упорству его можно было отдать должное.
Агейчик и Хорунжий стали теми кристаллами, вокруг которых лепился коллектив. Своей неистощимой энергией они невольно заряжали других, вселяли оптимизм.
«Откуда у них такая увлеченность балетом? — спрашивала себя Вера Федоровна. — И откуда столько терпения? Молодежь горяча, всегда спешит, ей сразу вынь да положь. Плохо ли, хорошо ли — только поскорее к финишу».
Когда от Сениной уходили в танцевальные кружки, где обучали разным лихим танцам, она не удивлялась. В Приморске балет не был в почете, приезжавшие сюда на гастроли оперные театры на балетных спектаклях горели. Они шли при полупустом зале в отличие от опер, на которые билеты раскупались полностью.
Всеми силами старалась Вера Федоровна поддерживать в своих питомцах этот нежданно вспыхнувший огонек. Она рассказывала им истории балетных постановок, давала читать книги по искусству и спрашивала о прочитанном так, как учитель спрашивает заданный урок.
Зоя впитывала в себя все, как губка, Виктор иногда поленивался. Да и мудрено ли! Слишком много взвалил он себе на плечи.
«Не хватит у него сил. Что-то он оставит. Либо техникум, либо балет, — е тревогой думала Сенина и холодела при мысли, что придется расстаться с многообещающим учеником. — Может, выпустить скорее на сцену, чтобы вкусил радость общения со зрительным залом? — Но тотчас отвергала эту мысль: — Слишком рано».