Таля взяла ножик, поковырялась в замочной скважине и откинула крышку коробки. Внутри что-то лежало, завернутое в побуревшую ткань. Тем же ножом девушка осторожно подцепила ветхую материю. С сухим треском она порвалась, и солнечный луч брызнул Тале в глаза, отразившись от чего-то желтого и блестящего.
Девушка потерла вспотевшие ладошки о коленки. Неужто золото? Чей тайник-то? Кто ж положил туда? Кроме отца — некому. Как отец печку перекладывал, Таля видела. Да уж три годка нет ни отца, ни матери. Пошли в лес и не вернулись. Слухи разные ходили. Да всему верить — жить не сможешь.
Тале взгрустнулось. Но любопытство так и тянуло внимательно рассмотреть находку. Девушка затаила дыхание и обеими руками вытащила из коробки блестящий предмет и положила его перед собой.
Никогда б не подумала, что обруч от пяльцев можно из золота делать! Да вот он. Лежит перед ней и никуда не девается… Нет, вряд ли. Сбоку еще какая-то штуковина приделана. Мешать будет. Да и тяжело рукам держать его, пока вышивку делаешь.
Таля повернула обруч и тихонько ойкнула, увидев громадный гладкий камень в золотой оправе, приделанной к обручу. Камень был ярко-синим, словно горящим внутренним огнем; синие неровные круги, то светлые, то темные, иногда почти черные, сходились к центру камня, постепенно наливаясь яркой зеленью. В центре чернело пятно, словно зрачок.
Вот! Камень до жути напоминал громадный нечеловеческий глаз, внимательно глядящий на девушку. Таля поежилась. Но не от страха, а, скорее, застеснявшись столь пристального разглядывания. Не чувствовалось зла в камне. Она даже рискнула коснуться его и погладить кончиками пальцев.
Камень, как камень, — синь медная. Только большой и чудесный, красивый и добрый. Зачем же его к обручу приделали?
Таля подняла обруч, повертела его в руках, пуская зайчики, подошла к отполированной сковородке и, недолго думая, водрузила его на голову.
Наставление первое. Не носи украшений. Будь ты женщина или мужчина. Не носи. Ибо иначе будешь жить в горести.
Красиво. Даже цвет глаз почти такой же, как цвет камня.
Таля подмигнула изображению, улыбнулась радостно. Вот бы перед подружками покрасоваться. А еще того пуще — перед мужиками. Так бы и попадали перед нею.
Таля расплылась в широченной улыбке, представив всех этих падающих мужиков. Только зачем они ей все? Одного хватило бы. Да и зависть подружек — зачем? Нельзя желать зла другому.
Девушка еще повертелась немного, покрасовалась, глядя на себя то с одной стороны, то с другой, вздохнула с сожалением и пошла печь доламывать. К вечеру разберет, а новую класть — когда? На холоде глина не схватится. А без печки не выжить. Проситься к кому? Да кто пустит? Кому чужой надобен? Платить она только работой может, а работы сейчас немного. Подневольной стать — так потом из кабалы не выберешься.
Таля как-то слышала, что есть такой город, но что это и где он находится — не ведала. Из их деревни туда, кроме Митрича-кузнеца, и не ходил никто. А Митрич молчит. Как оттуда вернулся — ни слова не сказал. Или нельзя ему, или не может. Как же он с наставником своим говорит? Жалко его. Подчас, наставник — единственный, кому можно всё выложить, как на духу. Наставник слова злого не скажет, утешит, не будет смеяться над смешными придумками, посоветует, как поступать.
Девушка подошла к печке, посмотрела недовольно на всю грязь, что развела, завернула рукава и отправилась за водой — мыть, да прибираться. Всё равно, пока снег не сойдет, печку ей не исправить. Так пусть хоть порядок будет, раз уйти придется.
Таля запихнула кирпичи на прежнее место, вымела пол, пройдясь по нему метелкой, протерла тряпкой налетевшую пыль; умылась, поела из горшка остывшей уже капусты, побросала в мешок свою лучшую одежонку и мелочь разную. Глянула в окно на солнце — время ли к наставнику идти. Оказалось, что можно и не спешить. Таля присела за стол, подперла голову и обнаружила, что так и не сняла обруч.
Ну, и ладно. Всё равно уходить — пусть видят напоследок. К наставнику зайти, сказать о том, как жить собирается, а там уж неизвестно, увидят ли ее подруженьки. Таля повязала платок на голову, подпоясалась, чтоб меньше поддувало, закинула мешок за спину и пошла из дому. Даже дверь не подперла, просто прикрыла. Нечего скрывать, нечего прятать. Нет у нее ничего.
Таля сощурилась, прикрыла глаза ладошкой и несколько раз чихнула — яркое солнце слепило, отражаясь от снега и бесчисленных сосулек. Нетронутый снег чуть просел, а на пробитых дорожках наросли ледяные корки. «Весна… — протянула Таля вслух, — может, и тепла дождемся». Она улыбнулась радостно, подмигнула всему, что видела, и потопала, оскальзываясь, по тропинке.