Среди мужчин раздались смешки, а женщины стали обмениваться шепотками, окидывая взглядами Ксению с подола ее явно не нового платья и до шапки с лисьим околышем, из-под которого она яростно сверкнула глазами в сторону Владислава помимо воли. Что творится? Зачем он выставляет ее на потеху шляхте и остальным, что с таким любопытством и явной насмешкой в глазах уставились на них с Марией?
— Да простит меня уважаемая пани, — начал пан Сапега, качая седовласой головой, облаченную в шапку с длинным павлиньим пером. — Но пани… пани, пан Заславский!
— Пани принимает мой выстрел? — словно не замечая и не слыша ничего, что творилось ныне вокруг него, спросил Владислав, повернувшись к Ксении и заглянув в ее глаза. Она не сумела сдержать своего удивления, когда тот поманил к себе холопа, стоявшего в отдалении, и тот подал ему маленький самострел со стрелами, завернутыми в холстину. Это было именно ее оружие, и оно лежало в санях, в которых она прибыла в Замок. Знать, подготовлен был еще до того, как заметил ее в толпе, наполнившей ныне поле, заранее придумал эту потеху. Словно в наказание ей за тот выстрел, что она когда-то произвела, за то, что посмела пустить стрелу в его сторону.
Только ныне Ксения вдруг стала понимать, насколько продуманы его ходы, что Владислав редко поступает без умысла. Потому уже знала, отчего самострел был оставлен на самом видном месте в гриднице, и отчего подле него лежал браслет серебряный, что лежал сейчас в суме в ее каморке в Южной башне Замка. И эта просьба принять выстрел ордината, беря на себя честь стрелять от его имени в этом состязании…
— Принимаю, — коротко ответила она, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не лишиться ненароком остатков храбрости стрелять на глазах у многих. Она приняла из рук Владислава и свой маленький самострел, и стрелу, а потом шагнула мимо него по приглашающему жесту к черте на снежном полотне, утоптанном десятками ног. Зарядила стрелу, стараясь сдержать дрожь, которая вдруг ударила по членам, а потом вскинула самострел и, не тратя особо времени на прицел, пустила ее в мишень, сбивая ту на снег под дружный выдох наблюдателей.
— Добже, — кивнул Владислав, встречая ее торжествующий взгляд, а потом медленно направился к месту, на котором стояла мишень, по пути зачерпывая снега в ладони и лепя небольшой шар. Подойдя на место, он пнул носком сапога пробитое стрелой деревянное яблоко, недавно выпиленное деревщиком для состязаний, а потом встал и выпрямил в сторону руку. На его широкой ладони, едва помещаясь, лежал только что слепленный снежный ком.
— А вот так? — крикнул Владислав со своего места, не скрывая издевки, скользнувшей в голосе. Шляхта и горожане тихо зароптала за спиной Ксении, пан Сапега покачал головой, а Тадеуш крикнул:
— Quae te dementia cepit {2}, пан Владислав? Пан, должно быть, шутит! — а потом уже к Ксении, что замерла на месте, глядя в лицо Владиславу. — Ты вольна не делать того!
— Я сделаю, — вдруг произнесла Ксения. Она сама не знала, почему решила вдруг так, но именно это мелькнуло в ее голове в этот момент. Она должна сделать то, что требует ныне Владислав.
— Ты так же безумна, как и он, — глухо прошептал Добженский так, чтобы слышала только она, с трудом скрывая свое отчаянье, промелькнувшее в голосе. Ксения, словно не слыша его и ропот за спиной, легкие вскрики испуга, что сорвались с губ паненок, когда она вскинула самострел и прицелилась в снежный ком, крикнула Владиславу, усмехаясь:
— Пану бы не шевелиться! Не дрогнет ли рука пана? Моя-то рука не дрогнет!
А потом пустила стрелу, разбившую ком на несколько частей и заставившую некоторых паненок лишиться духа от ужаса перед тем, что могло случиться. Да она и сама вдруг побледнела, когда стоявший за ее спиной противник по состязанию громко отказался повторить ее трюк, мол, негоже совсем пана ордината на цель брать, да и опасается он — вдруг дрогнет рука ненароком. Вспомнилось в тот же миг, как корил ее Ежи за тот выстрел в Бравицком лесу, что тогда открыл их заговор против Владислава.
— Ну, пан Заславский! Ну, удивил! — хлопнул по плечу пан Сапега, посмеиваясь, Владислава, когда тот вернулся обратно. — Хотя бравада и только! Но пани! — он повернулся к Ксении и пожал легко ее пальчики. — Пани-то какова! Умеет же рождать земля наша. Даже пани наши заткнут за пояс иного ворога, коли нужда придет.
— Но лучше все же, когда пани за плечом у панов стоят, — проговорил Владислав, стряхивая снег с жупана, крошки которого попали на ткань, когда снежный ком на его ладони разлетелся на части. — За плечом, а не против, не приведи Господь… разве не верно то, панове?
После для Ксении все прошло, как в тумане: слова восхищения пана Сапеги ее мастерству, ее ответное обещание его просьбам быть на охоте следующим утром, недовольный взгляд Добженского и холодный, но внимательный — Владислава. Он положил ей на ладони приз, полученный в том состязании — тяжелый пояс с серебряными пластинами, и она едва не уронила тот на снег, дивясь его весу. А после вернула награду в руки Владислава, чтобы тот передал ее по праву тому, кто истинно заслужил.
— Пани не должно награды такие принимать, — сказала Ксения, зная, как должна была бы поступить в этом случае, если бы выиграла этот пояс и привилегии, будучи женой ордината. Ведь только та как женщина могла принять участие в состязании. — Потому я передаю ее тому, кто должен носить этот ремень с гордостью — пану, что выиграл стрельбы своим умением и в прошлые святочные дни, и непременно выиграл бы в эти.
— Но у пани тоже должна быть награда! — вмешался пан Сапега, и Владислав согласно кивнул.
— Пани непременно получит ее позже.
Ксения не могла не взглянуть на него с надеждой, что вспыхнула в ней при этих словах, но он отвел взгляд в сторону от ее глаз, повернулся к пану Сапеге, а после и вовсе ее оттеснили от ордината, когда Владислав направился с тем к Замку. А позднее, когда спустя время после ее возвращения в свою комнатку с гуляний ей передали приказ пана ордината предстать перед ним, эта надежда разгорелась сильнее. Едва переводя дыхание от волнения, ступала она тогда за холопом по темным переходам, затем по галерее в крыло, где были расположены господские покои в Замке. Знать, не в общие залы ведут ее, билось ее сердце, когда Ксения торопилась за слугой, знать, наедине говорить желает. Неужто смогут переговорить обо всем открыто теперь? Вдруг он унял свою ярость, готов выслушать ее?
Перед Ксенией открыли одну из дверей, и она очутилась в небольшой зале, где еще прежде не бывала. Холоп тут же неслышно вышел, оставляя ее одну, позволяя оглядеться кругом. Но прежде чем она успела сообразить, где находится, в смежной комнате звук шагов и шелест одежды, и в залу широкими шагами ступил Владислав. Сердце ее упало, когда она заметила, как мрачен и холоден по-прежнему его взгляд, как сурово он взглянул на нее, а потом вдруг стал меняться на глазах: смягчились черты лица, скользнула тень улыбки по губам.
Виной тому был детский голосок, что уже отчетливо доносился из той самой комнаты, откуда недавно пришел Владислав. Голос, при звуках которого у Ксении стали мягкими ноги, отказываясь держать ее. Именно поэтому она медленно опустилась на колени, когда в залу вбежал Андрусь, на миг помедлил на пороге, а потом бросился к матери, встал напротив той, едва не наступив на юбку, положил свои маленькие ладошки на ее плечи.
— А вот и ты, мама! — провозгласил он таким тоном, будто они играли в прятки, и он наконец-то отыскал ее. Ксения взяла одну из ладошек сына и ткнулась губами в тыльную сторону, изо всех сил борясь со слезами, что душили ее нынче. — Долго ты ехала. Я-то быстрее. На коне, знаешь? На огромном коне! И Замок! Ты видела Замок, мама? Если нет, то я тебе покажу. И герб! И сабли! У нашего дзядку столько и нет!
Он еще что-то говорил, торопясь рассказать, что видел и узнал сам, путаясь в недавно узнанных словах и потому спотыкаясь в речи, но Ксения толком и не слышала его. Стояла на коленях напротив него, гладила его волосики, его плечики, смотрела в глаза, радуясь его восторгу, его восхищению переменами в жизни, что стряслись недавно, дивясь его виду.