— И что это ты тут делаешь, Тони? — послышался голос от двери, механика, кого ж ещё.
— Хочу на станке поработать, Просперо…
— ИДИОТ! Ты с чем хочешь работать⁈
— С этим! — помахал я болванкой.
— Кретино, идиото! — орал мастер. — Этот металл стоит дороже, чем ты, если тебя продать в городе гриджо!
— Упс, — дошло до меня. О том, что металлы, даже бросовый в моём времени алюминий — здесь просто-таки неприлично дороги, я как-то не подумал.
— Я тебе, придурку говорил — учишься на станках, бери из того, того, ЭТОГО!!! — ящика! — орал мастер, стуча по означенной ёмкости.
— Прошу простить, больше не повторится! И болванку я сейчас на место положу…
— Уж будь так любезен, Тони! Порко абиссо, путана гриджо! — ругался Просперо, к счастью, не выгнав меня из мастерской.
В результате, на конусные крышки-пробки пошёл «гранитный» пластик, чёрный с золотыми прожилками, такой же, как тот, что я пустил на бутылки, выполненные мною в виде высоких конусов, которые теми самыми пробками и завершались, превращая фигуры усечённые в полные. Симпатично получилось, солидно. Я даже залюбовался. Ну а поздно вечером, вернувшись в свой кубрик, разлил ликёр по бутылкам, запечатал и… оставалось лишь дождаться удобного момента.
Глава 5
Подарок подарку рознь
Утром седьмого дня, когда подарок, наконец, созрел (и получился отменным, я точно знаю, пробу снять успел), дверь моего кубрика загрохотала от мощных ударов. Догадаться, кто именно из всех моих здешних знакомых может так ломиться в не запертые двери, было несложно. Правду говорят: гномы и вежливость, слова из разных словарей.
— Тони, чтоб через час был в мастерской! — заорал Просперо мне в лицо, едва я открыл перед ним дверь.
— И вам доброго утра, уважаемый Просперо. Как ваши дела, как здоровье? Всё ли в порядке в семье… — забубнил я.
— Иди в жопу… тьфу, в мастерскую, чтоб через час был там! Обсерватор швартуется, я машины глушу. Надо их перебрать и прибрать мусор от разборки. Жду в мастерской! — рявкнул механик и ускакал.
Ну, час есть, уже хорошо. Но с затеянными мною планами стоит всё же поторопиться. Кто знает, что там будет после швартовки нашего пепелаца? Так что, получив указания Просперо, я не стал сходу рваться к месту свершения своего трудового подвига, а первым делом попробовал, что у меня получилось в результате манипуляций со спиртом и цитрусами. Естественно, дегустировал я тестовую часть продукта. И надо заметить, получилось весьма и весьма. Добавленный в ходе приготовления напитка, лимонный сок оказался здесь очень в тему (хоть и ругались когда-то знакомые макаронники на «неканон», но если не переборщить с количеством сока — самое то, что нужно. Да и рукоговорящие знакомые, те самые что крутили шнобелями при озвучивании мною рецепта, после пробы готового продукта обычно удивлённо чмокали губами и констатировали, мол, «Антонио, знаешь, а это не так уж плохо!»). Ещё бы оно было плохо! Сладко, лимонно, свежо, разве что крепковато, но это и нормально: на спирту, всё-таки. Можно ледяной водой разбавить, а можно и попросту льда побольше булькнуть и чуть подождать, пока тот оплывать не начнёт.
И, раз уж у меня есть час свободного времени, решил я им воспользоваться и преподнести Дельфине заготовленный презент. А то запряжёт меня Просперо всякое отработанное масло за собой убирать, на несколько суток, и чёрт его знает, когда потом выпадет случай предметно извиниться перед дамой. Так что прихватил я бутыль и направился в медотсек.
— Доброе утро! — блеснул я здоровыми зубами.
— Угу, — не оборачиваясь, буркнула Дельфина, занятая копошением с какими-то приборами. — Чего-то хотел, Тони? — так же не оборачиваясь, бросила через плечо она.
— Уважаемая Дельфина, — торжественно начал я, даже откашлявшись для порядка. — Я вам искренне и глубоко благодарен за помощь, сочувствие, обучение. От всей души! Но, к своему прискорбию, вынужден признать, что по незнанию и из излишней поспешности расстроил столь прекрасного медика своим неподобающим поведением, пусть и продиктованным исключительно моим восхищением вашей красотой и очарованием. Стыд за содеянное и вина угнетают меня, донна Дельфина, и, хотя в моём скромном положении я не могу принести истинно достойный дар, всё же прошу не отказать мне в любезности, и принять сей презент. Надеюсь, он хотя бы отчасти поможет сгладить в воспоминаниях мою неловкость…
— А хорошо сказал. Несколько старомодно и излишне велеречиво, но… твой прогресс в изучении языка аэр определённо радует, — хмыкнула она, оторвав взгляд от приборины, ковырянием в котором не прекращала заниматься, пока я произносил свой спич. — А это что? — вскинула она бровь, указывая взглядом на бутыль.