Владик поспешил в «Буревестник», предупреждать шефа, а комиссар со своим сопровождением остался снаружи.
— Не лучшая это идея, — Ане не нравилось все происходящее.
— Достаточно приличная, — с энтузиазмом возразил Вил Михайлович. — У вас же существует проблема, рождающая страх, так нет ничего лучше, чем напролом двинуться в пучину ужаса, надеясь ее покорить, чем ожидать, что тьма рассеется.
— Вы так красиво говорите, — Юля находилась под сильным впечатлением от этого мужчины. Возможно потому, что ранее она никогда не видела никого подобного. Для нее он за столь короткий срок стал олицетворением героя женского романа. Сильный и статный.
Вил Михайлович не обратил ровно никакого внимания на недвусмысленные взгляды Юлии, предпочтя сразу после высказываний окунуться в собственные мысли, ни на секунду не упуская важную миссию, ради которой прибыл в этот город.
— Вас ожидают, — Владик вернулся гораздо быстрее, чем рассчитывал комиссар. Видимо, авторитетный шеф прекрасно понимал ситуацию, в которой оказался и был при этом человеком крайне вдумчивым и прозорливым.
— Благодарю, — кивнул Вил Михайлович и двинулся к крыльцу. Девушки гуськом засеменили следом.
Двое охранников попытались преградить дорогу комиссару и один из них даже попытался обыскать служителя закона, как делал со всеми гостями. К счастью, Владик вовремя вмешался и отвесил подзатыльник здоровенному мужику, не считая нужным давать какие-либо еще объяснения.
— Мне кажется, что твои манеры слишком хороши для этого города, — тихо заметил Вил Михайлович, когда они проходили мимо.
— Стараюсь не прозевать то, что дает мне судьба, — признался Владик. — Но выше головы прыгать не собираюсь. Нет во мне авантюризма.
— Это похвально. Далеко пойдешь, молодой человек, — ответил Вил, пробираясь в нутро «Буревестника».
Подобных мест в городах бескрайнего СССР было множество. Еще недавно сюда приходили слушать музыку, выпивать, танцевать, смеяться и знакомиться. Подразумевалась веселая, расслабляющая атмосфера, но Вил не мог понять, что именно такого веселого было в этих узких коридорах, заканчивающихся неожиданными поворотами, в выцветших обоях, плохо наклеенных на древние газеты. Ему казалось, что в свете тошнотворно-желтых ламп он может разобрать революционные заголовки, проступающие ядовитыми чернилами сквозь тонкий слой с цветочным узором.
Обязательным элементом на полу были ковровые дорожки. Их будто в издевку стелили абсолютно везде и если летом они были просто нелепыми, то ближе к зиме становились поистине отвратительными. Сотни пар обуви заносили снег в помещение и неравномерно распределяли его по этой ворсистой трассе. Это смазывало цвета и преобразовывало покрытие в подобие чавкающего болота.
На потолки Вил старался не смотреть — он и так чувствовал, что их не пощадила невнятная бурая краска, а светильники были безвкусным образцом какого-то подражания.
Это нелепое совокупление стилей рождало форменную безвкусицу, внутри которой не захотел бы находиться ни один нормальный человек. В подобных местах всегда было очень накурено. С такой силой и неистовостью, словно курильщики пытались сигаретным дымым скрыть все уродство помещения. А когда и этого им не удавалось — они обращались к алкоголю, стремясь если не спрятать окружающее убожество, то хотя бы напиться до беспамятства и забыть это место как страшный сон.
Обычно, здесь гремела эстрадная музыка, но в этот раз Вил Михайлович был приятно удивлен — вместо раздирающих его вечно больную голову песен, он услышал приятную мелодию, льющуюся по утопленным в полумраке помещениям. Комиссар не слишком хорошо разбирался в классике, но даже он сумел без труда распознать «Времена года» маэстро Вивальди.
Он даже позволил себе легкий смешок, пытаясь хоть как-то соединить в голове образ тучного мужчины с резким, жестким взглядом и обстановку заведения. Они с девушками наконец-то пришли в главный зал клуба, где за широким столом сидело всего трое мужчин. Поразительный недостаток охраны говорил о двух вещах: с одной стороны, местный авторитет понимал, что в городе просто не существует того, кто мог бы ему угрожать. А с другой — бандитское движение еще не успело набрать достаточных оборотов. Это были его зачатки, скромные попытки пробиться в преступный мир и «подмять» под себя все, до чего дотягивались жесткие, наглые пальцы в золотых перстнях.
Глава этого места — Урал Леонидович Зорков, был тем, кого Вил и его сослуживцы называли «тушенкой». Когда-то государственный работник, когда-то военный, он давно оставил все, что было в его прошлой жизни и сконцентрировался на сегодняшнем дне. Это был тяжелый, суровый человек — Вил смог безошибочно определить весь жизненный путь этого мужчины, чью шею сейчас украшала аляповатая, массивная золотая цепь. Синие от проблем с сердцем губы, холодные глаза с покрасневшими белками и неоднократно сломанный нос. На месте Урала Леонидовича мог сидеть любой из тех, с кем он начинал, но выжил только он. Может потому, что был самым умным. Или самым сильным. Или просто — самым удачливым. Сейчас это уже не имело никакого значения, потому что он смог взобраться на самую верхушку крохотного преступного мира города «Че.» и воцариться там, получив практически безграничную власть.