— И это ты называешь теплой водой? — изумленно сказала она Анье, которая покачивалась, держась за край бассейна.
Анья пожала плечами:
— Ну, дома гораздо холоднее.
— Звучит ужасно, — сказала Лия, дрожа всем телом.
— Да, пожалуй, — Анья расплылась в улыбке. — Мы обычно ходили плавать рано утром. Было так холодно, что ног не чувствуешь. Но ты все равно плывешь, даже когда их не чувствуешь. Мать любила плавать.
Любила. Прошедшее время, употребленное Аньей, заставило Лию вздрогнуть. Она внезапно подумала о своей давно умершей матери. Уджу не любила плавать. Она вообще, судя по всему, мало что любила после того, как ушел отец.
В Аньиных словах Лия уловила горечь недавней потери. Она вдруг заметила, что у ее гостьи под глазами морщинки и красные пятна, будто та недавно плакала. Что-то уязвимое читалось в бледности ее кожи, в острых выступах ключиц, в прилипших ко лбу влажных светлых прядях. Анье тоже было больно. Может, у них больше общего, чем Лии сначала показалось?
— Я тоже теряла близких, — тихо проговорила Лия, глядя в воду на свои ступни. Сквозь рябь воды и волны казалось, будто они принадлежат кому-то другому.
Теперь Анья повернулась к Лии. Лицо ее окрасил оранжевый вечерний свет, капли воды прятались в ямках под ключицами и блестели на переносице. Лиин купальник был ей маловат, и лямки врезались в худые плечи.
— Расскажи, — сказала Анья.
И Лия рассказала Анье про свою мать, Уджу. Про то, какие у нее были руки — изящные, но мускулистые и сильные. Эти руки могли собрать диван, который доставили в виде деталей, или разобрать сломанную посудомойку так ловко, что казалось, будто мать играет музыкальную пьесу. И эти же руки становились жесткими, как ремень, когда маленькая Лия не слушалась. Лия рассказала, как мать познакомилась с ее отцом. Она работала тогда инженером в социальной компании и разрабатывала портативные туалеты для самовольных поселений. Говорили, что отец Лии изменился после Второй волны, но мать тоже изменилась. Она ушла с инженерной должности и устроилась в фирму, хотя ее опыт и специализация там были ни к чему. Потому что фирма была связана с Министерством.
Лия рассказала Анье про смерть Сэмюэла. Трещина в отношениях родителей появилась еще раньше, а эта смерть окончательно отдалила их друг от друга. Мать все больше увлекалась новыми веяниями, а отец все больше остывал к ним. Будто назло миру, который стремился к бессмертию, он начал есть вредную пищу и избегал физической активности. Однажды Лия видела, как он замер в дверях комнаты Сэмюэла и целый час простоял там, словно во сне.
Она лишь мимоходом упомянула про то, что отец исчез, не сказав Анье почему. Не стала она говорить и о том, что он вернулся, хотя его разыскивает Министерство. И о том, как сильно она боится за отца.
Анья внимательно слушала, покачиваясь на воде, изредка кивала и иногда говорила «угу» или «понятно».
Когда Лия закончила рассказ, солнце село, и теперь помещение заливал прохладный искусственный свет. Небо снаружи было фиолетовое, как синяк, последние лучи солнца исчезали за тонкими полосами облаков.
Какое-то время они молча покачивались на воде у края бассейна. Лия больше не испытывала потребности чем-то заполнить молчание, теперь ей было легко и уютно в тишине.
— А ты ведь еще не плавала, — сказала Анья наконец.
— Точно, не плавала. — Кончики пальцев у Лии сморщились, как изюм.
Анья ушла под воду с головой, потом стремительно вынырнула, задорно улыбаясь.
— Давай наперегонки!
— Что?
— Ты меня слышала?
Лия покачала головой в нерешительности, но в конце концов все-таки улыбнулась.
— А давай! — сказала она. — Туда и обратно?
— Туда и обратно, — кивнула Анья.
На счет «три» они поплыли. Вода шумела у Лии в ушах. Она плыла быстрее, напористее, чем обычно, даже не оглядывалась посмотреть, где Анья, кто из них впереди, но победить ей очень хотелось. Лия сосредоточилась на том, чтобы плыть правильно — четко двигать ногами, гребки руками выполнять продуманно и под нужным углом. Доплыв до дальней стороны, она развернулась и в этот момент заметила Анью. Они шли вровень. Лия поплыла быстрее и на обратной дистанции выложилась еще больше. Ей даже не пришло в голову подумать о риске микроразрывов и перенапряжения связок. Эти несколько минут для нее существовали только ноющие от напряжения икры, легкие, заполнявшиеся воздухом, и колотившееся у нее в груди все еще органическое сердце.
Лия коснулась края бассейна и обернулась, чтобы победно посмотреть на Анью — она была уверена, что пришла первая. Но Анья оказалась рядом — она тяжело дышала, закинув руку на бетонный бортик.
— Кто победил? — спросила Лия.
— Не знаю, — весело отозвалась Анья.
— Тогда я, — сказала Лия, массируя икроножную мышцу.
— Я пыталась быть тактичной, — рассмеялась Анья.
Лии не хотелось уходить из бассейна. За последние несколько часов ей стало казаться, что все не так уж сложно, и она боялась, что, когда выберется из воды и вытрется, это ощущение уйдет. Но Анья уже вылезала на холодную плитку. Вода стекала по ее ногам, повисая капельками на крошечных светлых волосках.
И Лия последовала за гостьей. Пока они вытирались и надевали одна — халат, другая — футболку, Анья спросила, нельзя ли ей переночевать у Лии. Она произнесла это так тихо, что Лия стала сомневаться, не показалось ли ей. Но когда она повернулась к Анье, та так деловито поправляла лямку купальника, избегая зрительного контакта, что Лия поняла — она все правильно услышала.
— Конечно, — сказала Лия, чувствуя странное тепло в груди. — Я тебе постелю в гостевой комнате.
Гостевую комнату она использовала как студию. Вспомнив об этом, Лия инстинктивно встревожилась, а потом сама над собой посмеялась: Анья явно не из тех долгоживущих, кого беспокоят подобные вещи. И когда они спустились вниз, Лия сложила картины аккуратной стопкой в углу комнаты и впервые за много лет застелила диван-кровать.
Анья и правда не выразила удивления по поводу картин. Она вообще ничего о них не сказала, хоть и задержалась взглядом на забрызганном краской зеркале и на начатом холсте, который стоял на мольберте. Подойдя к окну, она провела пальцами по резиновой пломбировке внизу окна, на стыке стекла с цементом, и спросила:
— Как это открывается?
Лия уставилась на нее. Это она серьезно? Но Анья по-прежнему вопросительно смотрела на нее. Лия ответила с изумлением:
— Никак. Директива 7077А.
— Какая жалость, — отозвалась Анья, — Тут такой замечательный ветерок, — она перестала ощупывать пломбировку.
— Готово, — сказала Лия, закончив взбивать последнюю подушку.
— Спасибо, — Анья благодарно улыбнулась, будто Лия сделала ей большое одолжение.
Лия знала, что пора пожелать Анье спокойной ночи, выйти из гостевой комнаты и уйти спать. Но ей не хотелось. Поэтому она сказала:
— Музыка! Ты же сказала, что хочешь увидеть мою коллекцию. Послушать музыку. А мы так до нее и не добрались.
— Да, — произнесла Анья, — музыка.
Гостья вдруг показалась Лии очень усталой и при этом совсем юной, почти ребенком. Лия впервые задумалась о том, какой у Аньи срок. Она осознала, что весь день говорит только о себе.
Лия отвела Анью обратно в гостиную. Ей до смешного хотелось порадовать гостью, поэтому она начала с самого интересного, что у нее было. Она открыла шкафчик и продемонстрировала несколько полок компакт-дисков в пластиковых футлярах. Чтобы собрать их, Лия потратила много лет и немалые деньги. Поскольку официально слушать классическую музыку не рекомендовалось, ее не транслировали по обычным каналам — да в общем-то совсем нигде не транслировали. Чтобы послушать ее, требовались записи на физических носителях, а достать их было трудно — они встречались редко и стоили дорого.
Анья провела пальцами по пластиковым корешкам дисков. Лия не отрывала от нее взгляда, втайне надеясь, что ней сейчас лицо гостьи засияет от радостного волнения и изумления, что она начнет увлеченно обсуждать с Лией ее постыдную, тайную страсть к музыке.