Главный портье с сожалением покачал головой:
— Студентов чрезвычайно много, сэр, и по-настоящему хорошо я знаю только третьекурсников. Мистер Дабни был просто одним из многих. Любезный, дружил с мистером Пейсоном и мистером Стампом — боюсь, это все, что я о нем знаю, сэр.
— Вел большую переписку?
— Переписку? Не могу вам сказать, сэр.
— А Пейсон?
— Ах да — вы мне напомнили: последнее время ему приходило больше писем.
— Не припомните ли, каких, откуда?
— Да, теперь, когда вы спросили, мне пришла на ум одна странность. Он получал письма, все как полагается, марки с профилем королевы — и выбрасывал их, даже не распечатав.
— Как вы это заметили?
— Не я, сэр. Это другой наш портье заметил, мистер Феллоуз.
— Не могли бы вы припомнить, когда это было.
— Конечно, сэр. Примерно неделю назад, так мне кажется, — в конце концов мистер Феллоуз не выдержал, достал письмо из корзины для бумаг и вскрыл. И там ничего не было!
— Более чем странно.
— Вот именно.
— Но было же на письме что-то еще, кроме марки и адреса? Какие-то штемпельные отметки?
— Ничего, сэр. Даже обратного адреса.
Условный сигнал? Сколько же времени Пейсон знал о грозящей ему опасности?
— Нет ли сейчас почты для Джорджа Пейсона?
— Нет, сэр. И для мистера Дабни тоже ничего. Я и сам сразу проверил.
— Кто еще из портье дежурил в тот день, когда пропали Дабни и Пейсон?
— Оба дня на дневном дежурстве был я, а на вечерних — Феллоуз. В одно из дежурств со мной был помощник, Фелпс.
— А сегодня вы один?
— Нет, Фелпс пошел с обходом: проверяет лестницы и комнаты студентов. Новые меры, введенные после трагического происшествия.
— Понятно. Что ж, спасибо, мистер Келли. Я вам премного обязан.
Из Линкольн-колледжа Ленокс направился в колледж Иисуса, который находился тут же, на Терл-стрит. Один из плеяды маленьких и средних колледжей на главной улице города, покорявших не величием, а своеобразием. Колледж Иисуса отличался большим количеством валлийцев (его и создал валлиец, Хью Прайс, хотя официальный титул основателя принадлежал королеве Елизавете Первой) и заметным представительством в университетских спортклубах. К достопримечательностям колледжа относилась также огромная серебряная чаша для пунша: русский царь, герцог Веллингтон, король Пруссии и принц-регент торжественно выпили из нее в 1814 году в честь победы над Наполеоном. Но больше всего в этом колледже Ленокс любил нарциссы — каждый год первого марта, в День святого Давида (опять же валлийца), их золотое цветение знаменовало приход весны. Ленокс помнил, как любил смотреть на них и слышать радостный стук сердца: еще одна зима миновала.
У входа в колледж он обратился к портье:
— Мне прислали записку от некой Рози Литтл. Не знаете, она еще здесь?
— Приходите завтра утром, — важно ответил полнолицый портье с двумя подбородками.
— Благодарю.
Стемнело. По-прежнему держа в руках записную книжку, Ленокс зашагал в «Рэндолф». Сеть натянулась, это точно — но кто в ней?
ГЛАВА 21
В фойе гостиницы Ленокс подошел к стойке и уже собирался спросить ключ, как вдруг увидел леди Аннабел Пейсон. С тяжелым сердцем он направился ей навстречу.
Она сидела в полутемном углу, еле заметная, целиком погруженная в себя. Подойдя ближе, Ленокс заметил, что глаза у нее опухли и покраснели, а лицо со дня их последней встречи стало еще бледнее. Было видно, что для нее в жизни все потеряно, и Ленокс сразу поставил это себе в вину.
— Леди Аннабел? — тихо окликнул он.
Она не сразу подняла голову.
— А, мистер Ленокс, — кивнула она с большим достоинством. — Как поживаете?
— Леди Аннабел, вас кто-нибудь сопровождает?
— Брат сейчас говорит с полицией, а так — да, он со мной.
— Я хотел принести вам извинения, леди Аннабел. За то, что подвел вас, и, конечно, за смерть Джорджа.
Возражать она не стала.
— Скажите, мистер Ленокс, вы будете продолжать расследование?
— Буду.
«Даже если оно будет стоить мне жизни», — добавил он про себя.
— Это хорошо, — промолвила она, но лицо осталось пустым и безжизненным, и даже огонь мести, который Ленокс часто видел в глазах скорбящих, не оживил ее взора.
— Может, когда мы найдем виновного, вам станет немного легче, — сказал Ленокс. — Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить.
После бесконечной паузы, в которой почти слышался упрек, она заговорила снова:
— Не могу себе простить, что отпустила его, когда мы столкнулись во дворе колледжа, мистер Ленокс. Я все время возвращаюсь к нашей встрече в Линкольне, мистер Ленокс, и у меня в голове не укладывается, как я могла отпустить моего бедного мальчика, как позволила ему уйти, когда он был так бледен, так… так беззащитен. Так беззащитен.