Какое-то время я сижу молча, решая для себя — нужен мне разговор с этой дамой, или нет. Всё-таки надежда на то, что я в пути высплюсь, уже рухнула, и поэтому, наверное, нужно себя чем-то занять. В этот момент по проходу подходит парень, которого я сменил на этой полке.
— Я здесь сидел, — говорит он мне, но говорит как-то неуверенно, без нажима, совершая при этом стратегическую ошибку.
По тону его голоса я понимаю, кто передо мной стоит. Этот за себя стоять не умеет и не будет даже пытаться.
— С места встал — место потерял, — говорю ему в глаза, стараясь заложить в свой голос железные нотки.
Парень пытается найти поддержку у рядом сидящих:
— Ну, я же здесь сидел, ведь так?
Его проблемы никого не интересуют. Все отворачиваются от него. Все слышали железо в моем голосе. Не добившись своего, он уходит по проходу дальше.
— Как тебя зовут? — спрашивает соседка.
— Меня Лёша зовут, — говорю.
— Марина, — представляется она.
— А где во Владивостоке хочешь работать? — спрашиваю.
— На «фирме», где же еще? — вдруг совершенно не скрывая своих намерений, говорит Марина.
Я старательно делаю вид, что не удивлен, что, мол, само собой разумеющееся занятие для двадцатилетней девушки — работать на «фирме». Киваю:
— Ясно. А что, здесь уже работала?
— Работала, у Ларисы.
— У Тубушевой? — называю фамилию самой известной в родном городе проституточной «мамки».
— Ну, у нее, — кивает Марина. — А ты что, ее знаешь?
— Да так, немного. Пересекались пару раз, — соврал я. — А что, никакой другой работы в городе не нашла?
— А куда? На завод? Что, я дура, что ли?
— Ну, в киоск, хотя бы.
— Да что там интересного? Сидеть в коробке, на мир через окно смотреть. Постоянно недочеты, у меня подруга так на бабки попала. Не хочу.
— А то прямо вот проституткой очень интересно? — съязвил я.
Марина уловила издевательство, но пожала плечами:
— Хоть что-то. Да и с людьми иногда серьезными знакомишься. Если что, могут и помочь.
— И что, много они тебе, эти серьезные, помогли по жизни?
— Ну, так, если надо будет — помогут, — уклончиво отвечает.
— Да ладно, — я улыбнулся. — Кому ты нужна, чтобы тебе помогать. Или, думаешь, влюбится в тебя какой-нибудь богатый папенька, и начнется у тебя малиновая жизнь?
Сказал, и понял, что вышло как-то искусственно, не по-настоящему. Она это тоже поняла. Вспыхнула:
— Ты меня что, жизни учить будешь?
— Тебя учить уже поздно, если ты себе этот путь выбрала.
— Выбрала, и работаю.
— А почему уехала? Что, мало платили?
— Платили? Да кого там. Денег вообще не видела. Кормили, и то — хорошо. Было где жить — по очереди с девочкой одной кровать делили, — вдруг призналась она.
— А почему Лариса вам не платила?
— Да я сама виновата. То один косяк вылезет, то другой — если клиенты жаловались. Вот она меня и штрафовала. Да вообще, всех штрафовала. Там только две или три девочки деньги под новый год получили. И то — немного. Обещала треть от стоимости, но еще же надо за проживание ей платить, за еду, за колготки и макияж — вот она все с нас снимала. Зато «химки» валом было бесплатной. Лариса нам и водку иногда привозила — снимать усталость. Но водкой клиенты сами часто угощали. Неделю назад я на баню в «гортоп» с Ксюшей ездила, там восемь мужиков днюху отмечали, они нас даже вином дорогим угостили, и икрой красной накормили. Правда, потом… в общем, два дня ходить не могла. Так отодрали… а ты это… — она посмотрела на меня: — Если деньги есть, пошли в туалет, я тебе минет сделаю. Мне деньги сейчас очень нужны.
— Обойдусь.
У Марины в глазах мелькает презрение, у меня, наверное, тоже. У нас разные границы дозволенного. Разные представления о морали. Но мы вместе едем в одном вагоне, составляя некую временную социальную группу, объединенную общей целью.
— А давай прямо здесь, — говорит она. — Ты курткой мою голову накроешь, как будто я тебе на колени спать легла… — она смотрит на меня умоляющими глазами. — Мне очень деньги нужны.
— Я не хочу.
— Ну, ты и козел, — теперь она меня точно презирает и ненавидит.
— А ты пройди по вагону, — я жестоко улыбаюсь. — Может, кто и согласится.
Сразу в ее глазах пропадает интерес ко мне. И возвращается уже виденное мною презрение. Осознаю — весь ее разговор строился только под прозвучавшее предложение.
Она хмыкает, но тут же встает, и уходит. Некоторое время я еще вижу, как она идет по проходу, наклоняясь к каждому мужчине, нашептывая что-то на ухо. Я знаю, что она предлагает. Спустя минуту, за ней поднимается немолодой, сухощавый, бородатый мужичонка. Он озирается по сторонам, будто собираясь совершить что-то непотребное и противозаконное, и я ловлю выражение его лица. Ну да, с таким лицом у тебя женщин, наверное, лет двадцать не было. А тут юная леди тебе сделает минет… прямо в туалете общего вагона.