Я представил себе эту картину — как пьяный уркаган темной ночью в какой-то подворотне подходит к спешащему домой пешеходу, и предлагает поделиться ценностями… а терпила оказывается опером уголовного розыска или УБОПа.
Парень встал, как бы оправдываясь:
— Ладно, пойду, может, кто нальёт.
Он уходит, унося с собой позор от неудачной попытки показать себя крутым уркаганом. Смотрю на часы — приближается полночь. Ехать еще шесть часов. С конца вагона начинают разноситься вопли, крики помощи, на которые, впрочем, никто не реагирует — люди не готовы вступаться за кого-то, каждый занят только собой. Это общий вагон. Ничего личного.
Замолкает гитара. Слышен голос певца — за пару часов этот голос, пожалуй, узнать сможет каждый пассажир вагона. Певец орет, что бы ему отдали его сумку. Наверное, украли. Свою спортивную сумку я держу на коленях, обнимая руками. Голову наклонил на плечо, но даже забыться не получается, не то, что бы уснуть — по вагону ходят какие-то ушлые шныри, постоянно осматривая пассажиров, отыскивая тех, кого можно развести, или что можно украсть. Они здесь как дома — наверное, так и есть. Постоянные клиенты ДВЖД, вернее даже так — пассажиры ДВЖД — постоянные клиенты этих шнырей. Куда только линейная милиция смотрит?
И тут же:
— Вызовите милицию! — кто-то кричит с того конца вагона.
Никто не шевелится. Проводник, похоже, просто закрывается в своём обособленном купе на время перегонов от станции до станции, самоустраняясь от этого кошмара, от этого безумия, что творится в его вагоне.
— Лёха, здорово!
Я поднимаю глаза — в проходе стоит Стёпа — знакомый, не такой, чтобы уж очень, но в этом страшном месте, да еще и при наличии свободного места — вполне даже близкий друг.
— Здорово, Степан, — я демонстративно киваю ему на свободное место, и он садится.
— Только встал, в туалет сходить, моё место тут же заняли. Да еще в туалете какая-то шалава всем желающим отсасывает. Не пробиться. Пришлось в тамбуре ссать, — оправдывается Степан. — А ты чо, куда? Во Влад?
— Да, по делам, — если честно, у меня нет никакого интереса разговаривать с ним, но зная въедливость Степана, лучше на какое-то время отдаться его заунылому трёпу. — А ты куда?
— В Китай, за товаром. Туда пустой еду, назад три баула потащу с манатками.
— Прибыльно? — вяло интересуюсь я, чтобы поддержать разговор.
— Вообще ништяк поперло. Бабла — валом. Вот, даже зубы себе золотые вставил (Стёпа улыбается в полный рот). Чо, может, тоже начнешь своим делом заниматься? Займи бабла, поедешь со мной в Суньку, я тебе там помогу товар выбрать, потом на рынке встанешь — мигом все купят.
— Угу, — кивнул я. — Только на морозе не хочу стоять. Настоялся уже в армии.
— Не, щас так — если не крутишься, то живешь херово. А с баблом — ништяк. Ты Женю помнишь, ну эту, с «фазанки», мы с тобой как-то говорили за нее недавно…
— Ну, помню, — кивнул я, конечно, тогда еще не зная, что спустя пятнадцать лет эта женщина сыграет в моей судьбе ярчайшую роль, но об этом как-нибудь в другой раз. — И что эта Женя?
— Да все строила из себя целочку, типа, я вся такая, неприступная. Только с крутыми чуваками сплю. А тут недавно на микрике мы поехали на севера товар продавать, бабло на руках, я её в ресторан, ну мы там водки выпили, и в гостинице я ее трахнул.
— А деньги тут причем?
— Ну, я ей пообещал, если даст, процент повысить. Она же у меня на процентах работает.
— А у нее же мама вроде больная, не работает, — вспоминаю я. — И ребенок совсем маленький. Мужа нет. Ей каждая копейка дорога. Вот и отдалась тебе — семью-то кормить как-то надо.
— Проститутка она, вот кто, — Стёпа широко улыбнулся. — Обычная проститутка.
— Раньше ты про нее иначе говорил. Пока она тебе не давала, — я откровенно улыбаюсь. — А тут дала, и сразу — проститутка.
— Ну а кто она? За деньги же.
— А ты ей что, дал денег?
— Нет, конечно. Что я — дурак?
— Получается, что не дурак. Ты хуже дурака. Она тебе доверилась, потому что лекарства для матери очень дороги, а ты её кинул.
— Да и черт с ней.
— Да и правда, что, — соглашаюсь я, но тут же подкалываю похотливого Стёпу: — А твоя супруга в курсе, что ты Женечку пёр?
— Нет, — Стёпа заморгал глазами.
— А что так?
— А зачем ей знать?
— Ну, так, ради понимания, куда деньги семейного бюджета уходят, — я широко улыбаюсь.
— А, — до Стёпы трудно доходит юмор. — Смеешься. Ну да, смешно.
— Ты в туалет еще сходи, — угораю я. — Там Марина недорого берет.
— Не, у нее там очередь. Поди, еще и рот не моет. Не пойду. Ну ее на фиг.