Поскребла ногтями дно казана, соскабливая пригоревшую капусту. Стиснула зубы, пытаясь мысленно отвлечься от процесса...
- И чего там, в общине? Свет-то есть у людей? Или только молитвами путь освещают... - хмыкнула, задавая тупые вопросы исключительно с целью порадоваться за себя и прочувствовать собственное благополучие.
- Да всё там есть, скажешь тоже, - баб Маша махнула на меня рукой, приподнимаясь и хватая со стола чистую тарелку и сложенное полотенце - собралась вытирать вымытую посуду. - Не пещерные же люди. Им вон в том году столб поставили... Высокий такой... Чтоб интернет был...
Прыснула со смеху - ну тогда да, не так уж всё и запущено.
- Ааааа... Ну и слава Богу... - закусила губу, чтобы не заулыбаться открыто. - А они сюда, в деревню, ходят?
- Та как же не ходят? - Мария Михайловна округлила глаза. - Там жеж не резервация. Вон трое только ушли от нас...
Аж застыла с намыленной губкой в руке. Сглотнула слюну...
- В смысле... Они - общинники?!
- Ну так конечно! - хозяйка вздохнула от моей непробиваемой глупости. - Колька, конечно, всё уйти порывается, но так и не уходит... Хотя туда ему и дорога - нет в нём истинной веры. Всё кривлянья одни. Лука скоро сменит отца Пантелеймона, наверное... Не то чтоб вера в нём от сердца жила, всё ж жену похоронил, тяжко это принять, но упорства ему не занимать, детей в строгости растит. Ванька вообще молодец - и невесту из своих взял, и ребятишки хорошие, там вера глубокая, ещё дедами и отцом воспитанная...
Блять... Прости Господи... А на вид вроде нормальные мужики... Я даже переспать вот думала с одним...
- Мдаааа...
- Пашка тоже оттудова. Молодой, горячий... В городе учился. Вернулся - думали тоже уйдёт. А он ничего, сопротивляется внутренне, но держится... Женится скоро на своей... Хороший парень.
- Угу...
- Ну ты совсем засыпаешь на ходу! - баб Маша отложила полотенце на стол. - Бросай! Утром доделаю... - она безапелляционно закрутила кран и схватила меня за локоть. - Пошли, постелю тебе в кресле. Лука сказал, рано разбудить тебя... Дождя на завтра вроде не обещают...
На этом самом кресле моя выдержка сломалась окончательно. Я ещё как-то держалась, пока Мария Михайловна раскладывала эту грузную квадратную совдеповскую конструкцию, в реальности действительно оказавшуюся вполне вместительной кроватью. Вместительной от словосочетания "можно вместиться", да... Стойко помогала взбивать слежавшуюся перьевую подушку, вдевать в пододеяльник тяжеленное ватное одеяло и расстилать простынь. Но когда я переоделась в выделенную бабой Машей ситцевую ночнушку с огромными пышными воланами на груди и по краю длинного подола, сила воли покинула меня окончательно и бесповоротно...
В глазах стояли слёзы. Да я и не прятала их в темноте, лёжа на жёстком ложе и задыхаясь под весом чужого одеяла. Почти не слушала, что Мария Михайловна тихонько рассказывает об этой дурацкой общине, о каких-то там староверах, об отличиях между другими толками и согласиями... Какая мне разница по сути? Меня это вообще никаким боком не касается. Я просто хочу домой, в свою постель! Вместо того, чтобы находиться здесь и делить спальню с хозяйкой этого жилища...
Чуждость и чужеродность. Эти ощущения захватили сознание и подсознание, разум и чувства. Это не мой мир, не мои люди, не моя обстановка! И на этом фоне самым родным на свете казался муж...
Мне отчаянно, до боли в грудине, до тошноты хотелось к нему... К самому близкому, самому лучшему, самому дорогому человеку... Просто уткнуться в его плечо, почувствовать знакомый до дрожи запах, просто знать, что он рядом...
- Ну ты чего, деточка? - баб Маша давно замолчала, прислушиваясь к моим беззвучным всхлипам, и только сейчас снова заговорила. - Чего сырость разводишь? Спать надобно...
- Домой хочется... - выдавила из себя, огромным усилием сдерживая рыдания.
- Так завтра поедешь, ну! Лука сказал - утром, значит так и будет! Надо-то ночь одну поспать...
- Д-да, з-знаю... - я всё-таки сорвалась, тихо шмыгнула носом. - Пр-росто не привыкла я... т-так...
Баб Маша помолчала немного. Несколько раз тяжко вздохнула, ворочаясь на своей кровати.
- А ты чего с мужем-то не живёшь, Снегурка? - её голос в относительной тишине ночи звучал участливо и почему-то душевно. - Бог дал мужа - надо женой быть...
Тонко взвыла, кусая губы...
- Другая у него, баб Маш... Бросил он меня... А я... я хочу женой быть... О-очень х-хочу... - я почти заревела, поворачивая голову и утыкаясь лицом в подушку. - Он сам не хочет... Двадцать лет прожили...
- Ох ты ж горюшко... - Мария Михайловна вполне искренне посочувствовала. - Так, может, сейчас не хочет, а потом захочет... Примешь?