Магия бесновалась, требовала его смерти. Пожар, Магда горела изнутри, понимая, что от дикой боли темнеет в глазах. От его затяжного поцелуя почти тошнило. Наконец он отстранился и отпустил, резко подавшись назад, зная молниеносную реакцию видгара на боль. Но Магда всеми силами проигнорировала призыв к бою.
Он не лишит ее последней защиты. Она сдохнет, сгорит в собственном огне, но не прольет его кровь в убежище.
Домерк недовольно скривился, заметив, что к столу приближается мастер Дирк с воинами. Тихо выругался под нос. Смерил злым и презрительным взглядом, но все же поднялся.
— Счастливо оставаться, кошечка! — буркнул он и спокойно пошел к выходу.
— Все в порядке? — спросил мастер Дирк, сопроводил высокого гостя взглядом.
Магда смогла только кивнуть, баюкая сломанные пальцы. Магия начала сращивать кости, но огонь разгорался, угрожая новым пожарищем. Проклятый ублюдок! С ним и раньше было непросто справиться, а теперь они сравнялись в силе. Магда сжала поломанную кисть в кулак, магия наслаждалась её болью, рыча и требуя крови. Если бы все так просто было — дать бой и победить. Боги! Каким-то чудом ей удалось сохранить контроль и не сорваться.
Пальцы болели и неприятно зудели. Кости почти срослись… Нужно возвращаться в Речной и надеяться, что выдержка ей не изменит. Магда поднялась и только сейчас осознала, как была напряжена. Мышцы ныли будто она долго бежала.
Магию никак не удавалось смирить до конца. Между пальцами проскакивали огоньки, немного искрились волосы. Нервы дрожали, как струны, только вместо музыки из их дрожания получался рев. В теле противная слабость — так всегда после исцеления. Рука ныла и горела пожаром. Магда не обращала на неё внимания, для видгара не страшны повреждения и похуже. Да и в голове больший беспредел, заставляющий забывать любой вид боли. Ей срочно нужно в видгарский храм. Упасть на колени перед алтарем Пылающего и попросить о хладнокровии.
Глава 10
Домерк допивал уже вторую бутылку вина. Он очень много стал пить, после… После всего, что произошло за последний год. Он считал, что поступил правильно, не допускал даже мысли об ошибке, но иногда накатывало, и тогда он закрывался с бутылкой в своих покоях. Осознавая, что лишил себя очень многого и многих.
Днем он ненавидел леди Феникс, но искал с ней встречи. Хотел убить, но играть ему нравилось больше. Если его кошечка отправится в Бездну — мир потеряет для него краски. Он и так черно-белый с тех пор. Но плевать ему было на то, что сердце иногда до сих пор ноет. Она предала его, значит — так ей и надо. Только сомневался он иногда, что Магда так уже его предала, как и Роррдиган — его самое большое угрызение совести.
Сделал большой глоток, надеясь поскорее забыться. Но облегчение не приходило. Даже не смотря на то, что позволил своему организму опьянеть. И какого демона его так понесло тогда? Какая муха укусила? Зачем?
Он знал ответ на этот вопрос, но заставлял себя верить в то, что все было правильно.
Дверь открылась и в комнату без стука вошла девушка. Их черты лица будто повторяли друг друга. Сестра настолько похожа на него, что Домерк ни на мгновение не сомневался, что Лоран сказала ему правду. Стоило стать перед зеркалом, как любые сомнения в их родстве отпадали. Когда Лоран узнала, что у нее есть брат — поспешила найти его, рассказала историю семьи. Теперь у них общая боль и общая ненависть.
Домерк уже привык к бесцеремонности сестры. С появлением Лоран у него появилось то, о чем он когда-то мечтал — семья.
Около 20 лет назад
Он закрывал глаза, чтобы не видеть этого. Закрывал уши, чтобы не слышать криков и рыданий матери, когда отец в пьяном угаре избивал супругу. Не слышать его ругательств и криков. Не видеть, как отец пинает мать ногами за то, что она нагуляла фивского ублюдка.
Домерку и самому неслабо доставалось вместе с матерью. А мать всегда пыталась защитить своего единственного сына от мужа. Тот избивал мальчишку чуть ли не ежедневно почти с младенчества, как только увидел белый пушок на голове у родившегося малыша.
Когда-то в их деревню пришел магистр Вилор. Отец приволок сына во двор. Его брань и вопли до сих пор стояли в ушах. Но Домерк раз и навсегда понял, что ему в грубой форме указали на родного отца, который «не торопится забирать своего ублюдка».
В тот день привычные крики матери вдруг резко оборвались и сменились хрипами. Домерк набрался смелости и заглянул в комнату. Пьяный отец спал за столом, а мать, раскинув руки и устремив в потолок невидящий взгляд, лежала на полу в луже собственной крови. Из ее груди торчал кухонный нож.