— Ada! — воскликнул застигнутый врасплох принц. Он надеялся, что отец сделает это как-то более торжественно, что ли.
— Теперь ты мой, Леголас, — отрезал Трандуил. — И я буду обращаться с тобой, как со своей собственностью.
С этими словами отец вытащил длинную, тонкую цепь из-под подушки, пристегнул её к ошейнику на его шее и обернул вокруг своей ладони, чтобы Леголас мог её видеть. Трандуил требовательно потянул цепь на себя, заставляя сына встать на колени, и слегка ослабил натяжение цепи, чтобы юноша мог слышать её звон, когда тот проникал в его тело. Тело же Леголаса, в свою очередь, бессознательно напрягалось от этого звука, ещё сильнее сжимаясь вокруг члена отца и заставляя того стонать от удовольствия.
Юноша чувствовал, как кожаный ошейник сдавливал его горло каждый раз, когда он делал вдох, стонал или кричал от удовольствия. У сына создавалось ощущение, что его имели и сзади, и спереди. Леголас как будто разлетелся на кусочки, затерявшись в какой-то абсолютной и совершенной страсти, которая испепелила всё внутри него, оставив лишь оболочку, куклу, игрушку отца… его животное… Цель существования которого сводилась лишь к тому, чтобы его трахали этим огромным членом, лишь к тому, чтобы носить этот проклятый ошейник…
Юный принц завопил от ужаса, пытаясь сорвать ненавистный кусок кожи с шеи.
Но Трандуил не позволил. Отец скрутил ему руки за спиной, пока все чувства не покинули строптивого юношу, за исключением ощущения прохладного металла цепи и горячего члена отца, жёстко вбивавшегося в его тело. Трандуил подарил бившемуся в агонии сыну оргазм, а затем нежно опустил податливое тело на матрас и навис над ним. Леголас даже не сразу понял, что тот нежно целует его, слизывая слёзы, ручьями струившиеся по щекам сына. Леголас не мог говорить и лишь продолжал тихо стонать, пока жестокий любовник продолжал трахать его, не давая времени прийти в себя.
— Это всё, ion nin, вот и всё… Ты чувствуешь это, я знаю, — прохрипел Трандуил. — Теперь ты знаешь, что значит быть моим, принадлежать мне, быть любимым мною. Я люблю тебя, сын мой. Ты так красив. Ты — само совершенство.
Мужчина сжал подбородок сына и притянул к себе, требуя поцелуй. Леголас застонал, разделяя одно дыхание на двоих.
— Мой, — властно прохрипел Трандуил — в родном голосе послышались знакомые стальные нотки. Король продолжил яростно объезжать сына, буквально вколачивая его в кровать.
— Да, — рыдал Леголас. — Ada, да, да, пожалуйста… твой!
Леголас сам не понимал, почему он плакал. Возможно, от осознания того, что его собственное Я начало истончаться и исчезать, как если бы внутри него осталось место лишь для Трандуила — только Трандуил и его желания были важны. Воспоминания обо всех прожитых днях, начиная с того дня в тёмной пещере, обрушились на него в одночасье, все и сразу. Всё, что говорил его отец, все наказания, всё удовольствие — всё это собралось в нём воедино, как кусочки пазла.
Каждый день ты будешь умолять меня подарить тебе наслаждение от моей руки, или на острие моего члена, когда я буду тебя трахать… Мой девственный мальчик… Ты будешь моим, во всех смыслах; я буду делать с тобой всё, что захочу, как и когда захочу, не заботясь о твоих желаниях… Я так многое хочу сделать с тобой… Благодари меня, сын мой…
И, наконец, Леголас понял, почему слёзы катились из его глаз. Он плакал от осознания того, что не осталось ничего в этом мире, что он не сделал бы ради Трандуила. Леголас даже не знал, когда он сможет вернуться, — и вернётся ли вообще! — из того состояния, в котором он сейчас пребывал. Это было нечто большее, чем просто подчинение. Юноша чувствовал, что его Я как будто разорвали на части, и он не смог бы сопротивляться этому, даже если бы попытался.
Я увижу тебя, ion. Я увижу, как ты будешь распадаться на части для меня.
Леголас всегда был сыном своего отца, подданным своего Короля. Позже он позволил отцу доминировать над собой. Но сейчас он принадлежал своему Хозяину, и это разрывало его сознание.
И потому Леголас продолжал плакать даже тогда, когда почувствовал, как кончает Трандуил.
— Хозяин, — прошептал Леголас, когда мужчина сполз с него, едва понимая, что он сказал это вслух. Трандуил просунул кончики пальцев под ошейник и нежно потянул на себя.
— Да, сын мой. Ты здесь, meleth. Я держу тебя. Всё хорошо, — промурлыкал Трандуил и осторожно обнял сына, зарывшись носом в его шею, нежно и заботливо, без тени вожделения. Тёплые и сильные руки скользили по телу сына, помогая мальчишке обрести себя — соединить его fëa с его hröa. — Ты дал мне всё, о чём я просил. Всё, на что я надеялся. Я знал, что в тебе это есть… Я знал, что ты достаточно сильный, чтобы быть таким, если захочешь. А теперь стань принцем Эрин Гален, Леголас.
— Леголас! — Трандуил просто звал его по имени, снова и снова. Как будто называя сына по имени, он произносил какое-то заклинание, которое должно было вернуть Леголаса в реальный мир. — Мой сын. Мой наследник.
Но, как ни странно, это сработало. Леголас снова почувствовал себя цельным существом, — из плоти и крови, — а не частью Трандуила, хоть он и был связан с отцом узами крови, любви, желания, а ещё кожей тончайшей выделки, металлом цепи и поводком, который тот по-прежнему сжимал в руке.
А потом они уснули…
Посреди ночи Леголас пару раз просыпался и прикасался к ошейнику на своей шее со смешанным чувством восторга и удовольствия.
Когда наступило утро, отец не разбудил сына привычным способом — Трандуил не трахал его! Леголас так привык к этому ритуалу, что почувствовал себя чуть ли не обманутым.
Отец был непривычно тих и задумчив. Заметив, что Леголас проснулся, он заговорил.
— Я должен признаться тебе в том, что сделал, пока ты был прикован к кровати, ion nín, — Трандуил замолчал на мгновение, но затем неохотно продолжил. — То, что ты сказал в тронном зале, заставило меня задуматься, но я не стыжусь того, что сделал!
— Что ты сделал? — нахмурившись, спросил Леголас, гадая, что же натворил его ada. Очевидно, это было как-то связано с браконьерами.
Какое-то время Трандуил хранил молчание, но потом всё же рассказал сыну о том, что он сделал, а Леголас слушал его, не перебивая…
У Короля Эльфов было не так уж много тюремных камер, ввиду того, что необходимость в них возникала крайне редко. Иногда в какую-нибудь темницу бросали орка, чтобы допросить, но это случалось не часто. Честно говоря, в них не было такой уж острой необходимости, но Трандуил был Королём как-никак, и это был его дворец, а, стало быть, в нём должна была быть тюрьма.
Сейчас все камеры были заполнены, что не случалось с незапамятных времён. Король медленно скользил мимо них в сопровождении личной стражи, презрительно всматриваясь в лица заключённых. Здесь были браконьеры, а также люди из Гондора, с которыми те вели торговлю. Трандуил был доволен — Леголас поступил мудро, захватив в плен сразу обе группы.
Когда Король остановился возле одной из камер, из-за решётки высунулась грязная рука, и один из заключённых стал умолять его о помиловании. Трандуил пренебрежительно отшатнулся, прежде чем рука человека смогла коснуться его мантии. Для древнего эльфа люди немногим отличались от паразитов.
В последней камере содержался лишь один заключённый: человек по имени Эдвин. Человек, которого он и Леголас видели во сне. Именно он был тем лучником, чья стрела ранила Леголаса и вынудила Трандуила так долго ждать возможности снова обладать его бесценным сокровищем. Учитывая переполненность тюрьмы, это была слишком уж просторная камера для одного заключенного, но Трандуилу требовалось значительное пространство для осуществления задуманного — он не желал приближаться к этому мерзкому человеку ближе, чем того требовала необходимость. Жестом отдав страже приказ открыть камеру, Трандуил брезгливо склонил голову, входя внутрь, и встал рядом с кучей соломы, служившей человеку постелью. Мертвенно-бледный Эдвин сидел, прислонившись спиной к дальней стене темницы, и внимательно наблюдал за Королём. Мужчина пытался держаться прямо, вот только тело выдавало его страх: его руки дрожали, и он то и дело нервно облизывал губы.