Леголас провёл кончиками пальцев по грубой чёрной коже и содрогнулся, представив, как она будет впиваться в его плоть.
— Поцелуй его, — приказал Король.
Леголас облизал пересохшие губы и прикоснулся губами к ремню. Резкий запах кожи и спирта тут же ударил ему в нос.
— Кому ты подчиняешься? — Трандуил подошёл к сыну и, сжав пальцами его подбородок, приподнял вверх, заставляя того взглянуть ему в глаза.
— Тебе, ada, — ответил Леголас, дрожа, словно одинокий лист на ветру.
— Это всё, о чём тебе нужно думать, мой мальчик. Ты принадлежишь мне. Ты мой, — отец обнял испуганного юношу, зарылся носом в его шею и нежно поцеловал кровавую метку, оставленную его зубами, сорвав стон наслаждения с губ Леголаса.
Принц напряжённо кивнул, но заклятие, которое наложил на него его Мастер, уже начало действовать — он почувствовал это. Юноша наклонился вперёд и прильнул к груди отца, не в силах совладать с собой.
— Кому ты всецело доверяешь? — тихо спросил его Трандуил. Леголас мог бы утонуть в этом глубоком и низком тембре.
— Тебе, ada, — прошептал сын и обнял отца. В тот же миг он услышал звон цепи, которую тот пристегнул к его ошейнику.
— Умница, — прошептал Трандуил. — Я хочу, чтобы ты помнил, что я люблю тебя, meleth nín. Та боль, которую ты испытаешь, — моё желание. Я хочу, чтобы ты помнил об этом во время наказания, ion nin. Ты сделаешь это для меня? Ты пройдёшь это испытание ради меня?
Такая мелочь, казалось бы, но то, как отец сказал это, как Трандуил старался достучаться до него, пытаясь объяснить смысл всего происходящего, заставляло Леголаса почти желать удара кнута, и он еле слышно прошептал:
— Да, ada.
Мастер подвёл его к высокой дыбе. Принцу она была уже хорошо знакома из интенсивного курса его «обучения». Применялась эта «игрушка» исключительно для наказаний и позволяла полностью обездвижить добровольную жертву. Одна пара наручников фиксировала лодыжки, другая позволяла закрепить руки жертвы у неё над головой. Прелесть этой «игрушки» заключалась в том, что она открывала Мастеру безграничный доступ к внутренней части бёдер и рук, а также рёбрам раба.
— Прислонись животом к дыбе, meleth, — прошептал Трандуил.
Леголас безропотно подчинился и, не дожидаясь приказа, вытянул руки над головой. Мастер осторожно надел на него наручники и туго зафиксировал ими запястья юноши.
— Так ты не сможешь навредить себе, когда будешь пытаться вырваться, — объяснил Эрестор, подойдя к парочке ближе. — Это очень важный момент, никогда не забывай о нём. Также очень важно следить за тем, чтобы наручники были затянуты не слишком туго, и кровообращение не было нарушено.
Пока Эрестор отвлекал юного принца, Трандуил закончил приготовления. Теперь ладони отца скользили по алебастровой коже сына, оценивая её текстуру, а затем нежно перекинули длинную белоснежную косу через плечо, обнажая точёную спину, как будто высеченную из цельного куска мрамора.
— Скажи мне, когда будешь готов, ion nín, — сказал Мастер, и Леголас запрокинул голову назад.
— Я готов, aran nín. Накажи меня, — юноша произнёс это уверенно и спокойно, но его сердце сжалось от страха. Полное и безоговорочное подчинение отцу даровало ему спокойствие сознания, но Леголас не был уверен в том, что эта невидимая стена не рассыплется, как карточный домик, с первым ударом кнута.
— Ты получишь пять ударов, Леголас, — тихо сказал Мастер. — Тебе не нужно считать их. Ты не увидишь этого, но это будет моя рука, meleth. Эрестор не будет применять к тебе кнут, ты понял меня?
— Да, аda, — выдохнул Леголас. В глубине души он искренне обрадовался тому, что был прикован наручниками к дыбе, потому как в этот момент у него подкосились ноги.
— Я подам тебе сигнал, когда наказание начнётся. Ты услышишь слово. Сконцентрируйся на нём и не позволяй никакому другому звуку испугать тебя, — с этими словами Мастер отстранился. Теперь Леголас больше не мог ни видеть отца, ни чувствовать тепло или запах его тела, вселявшие в него покой и уверенность. Вместо этого, он вынужден был изучать структуру дерева прямо у себя перед носом.
Леголас закрыл глаза и с ужасом ждал, когда отец произнесёт обещанное слово.
Но Трандуил не спешил приводить приговор в исполнение. Он ещё долго о чём-то перешёптывался с Эрестором, но Леголас не смог разобрать ни слова из их разговора. Вспомнив приказ отца, он не позволил этому обстоятельству выбить себя из колеи. Принц искренне старался не обращать внимания на посторонние звуки, как и приказал ему отец, и он неплохо справлялся до тех пор, пока рядом с его ухом не щёлкнул кнут.
А затем, разрезая гнетущую тишину, слово, которого Леголас одновременно ждал и боялся, слетело с губ отца:
— Леголас, сейчас!
Спустя мгновение принц почувствовал поцелуй кнута. Несмотря на то, что он знал, что должно было произойти, и, как ему казалось, мысленно подготовился к боли, которая его ждала, он и представить себе не мог, насколько это будет больно. Леголас съёжился и сделал глубокий вдох, вот только он не был готов к тому, что от удара у него перехватит дыхание. Юноша вжался всем телом в дыбу, казалось, ладони продавят жёсткое дерево насквозь. А потом он почувствовал боль…
Всеобъемлющую, жуткую, обжигающую, невыносимую боль.
— Леголас?
«Отец», — Леголас открыл было рот, чтобы ответить Трандуилу, — он искренне думал, что сможет сказать что-нибудь, — но звук, слетевший с его губ, был подобен вою смертельно раненного животного. Поцелуй кнута обжигал, словно языки пламени, оставляя после себя горькое послевкусие, длившееся, казалось, целую вечность — тупую, невыносимую, глубокую боль разорванной плоти с металлическими нотками. На какое-то мгновение Леголасу даже показалось, что он ослеп и оглох: глаза застлала белая пелена, а все звуки словно померкли. Все, кроме одного — его собственного сердцебиения. Сердце билось как безумное, и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Когда боль немного утихла, юноша почувствовал, как блаженный холод растекается по его спине, усмиряя жгучую боль от удара кнута. Принц даже искренне обрадовался ему, хоть и знал, что это его собственная кровь, тонким ручейком струится по спине.
— Ada! — наконец, смог выдавить из себя Леголас, и на мгновение комнату заполнила гнетущая тишина, от которой кровь стыла в жилах.
— Ещё один удар, Леголас, — разрезал тишину голос Мастера, и юноша попытался подготовиться к адской боли, хоть и знал теперь, что это было невозможно.
Второй удар кнута лёг поперёк предыдущего — крест-накрест. Слишком близко к предыдущему рубцу…
Леголас закричал так громко, что у него заложило уши. Казалось, этот вопль должны были услышать и на другом конце замка. В отчаянии юный принц царапал деревянную дыбу, оставляя следы от ногтей на жёстком дереве; дрожал всем телом; старался дышать ровно и глубоко, надеясь, что это поможет унять боль, раздиравшую его тело на части. Но все старания были тщетны! С каждым выдохом из груди вылетал лишь очередной болезненный визг.
— Леголас! — раздался голос отца где-то на заднем фоне. У юноши сложилось впечатление, что Трандуил уже довольно долго пытается до него докричаться.
— Я не могу! Прошу тебя, ada, не надо больше! — по крупицам собрав всю оставшуюся у него волю в кулак, выдавил из себя Леголас и вздрогнул от неожиданности, потому как в тот же миг отец очутился рядом. Тёплая родная рука ada легла на плечо, успокаивая.
— Ещё три, — бескомпромиссно отрезал Трандуил. Этот спокойный голос, казалось, проник юноше в мозг и заставил дрожь, пробиравшую его тело насквозь, утихнуть. — За твоё преступление, — Леголас всё ещё прерывисто дышал и лишь сдержанно кивнул, не в силах открыть глаза. Трандуил наклонился и еле слышно прошептал сыну на ухо:
— За преступление, которое мы совершим, когда снова останемся с тобой наедине, ion nín.
Эрестор ни за что не смог бы услышать эти слова, — это мгновение принадлежало лишь им двоим. Какое-то странное спокойствие охватило юношу. Его мозг тут же претворил эту фантазию в жизнь, — она была так реальна — отодвигая дикую боль на задний план.
— Да, ada, — громко сказал Леголас, понимая, что тем самым соглашается принять оставшиеся три удара кнутом.