Глава 3
Пенелопа Калтерн жила в «Старлайт-отеле». Я справился у портье, в каком она номере. Разумеется, у нее были апартаменты, а не обыкновенный номер.
— Вряд ли вам удастся повидать ее, лейтенант, — твердо сказал портье. — Она строго-настрого распорядилась, чтобы ее не беспокоили. Не звонили и не извещали. Мисс Калтерн отдыхает.
— У каждого в жизни хоть раз бывает встреча с копом. — Я сочувственно покачал головой. — Как у вас обстоят дела насчет спокойной совести?
— Боюсь, — сказал портье еще тверже, — что мне придется настаивать!
Я облокотился на конторку и заинтересованно посмотрел на него.
— Ну, валяй, — сказал я. — Давай настаивай!
Он разозлился и стал что-то бормотать, когда вдруг раздался спасительный звонок телефона. На его лице появилась улыбка. С явным вздохом облегчения он поднял трубку, а я спокойно повернулся, подошел к лифтам и поднялся на десятый этаж.
Три вежливых стука в дверь не принесли никакого результата, тогда я принялся выбивать на филенке двери «Я люблю ритм», орудуя обеими руками и правой ногой.
Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я собирался исполнить симпатичный оглушительный раскат грома. На пороге, широко открыв рот, стояла Пенелопа Калтерн.
— О Боже! — с горечью сказала она. — Я думала, что где-то горит.
— Вы помните меня? — спросил я с надеждой. — Лейтенант Уиллер из отдела шерифа.
— Уж теперь-то я вас наверняка никогда не забуду, — сказала она. — Я ведь спала.
— Я вижу, — благодарно произнес я.
Волосы у нее были причесаны на восточный манер и закреплены большой заколкой, глаза она подвела так, чтобы они казались чуть раскосыми. Правда, пламенный оттенок рыжих волос не слишком вязался с восточным стилем, но согласитесь: даже если вы одна из сестренок Калтерн, нельзя же иметь решительно все на свете!
На ней была отлично сшитая белая шелковая пижама, подчеркивающая фигуру с намеренной небрежностью. Курточка пижамы была отделана необычной аппликацией: наискосок от правого плеча к левой груди шагали крохотные японцы синего цвета. Раньше мне не приходилось видеть ничего подобного.
— Что вам нужно? — нетерпеливо спросила Пенелопа.
— Неужели все, что произошло вчера, не оставило следа в вашей памяти? — спросил я умиротворенным тоном. — Быть может, вы забываете, куда положили свои вещи? И не случалось ли с вами, что посередине Мэйн-стрит легкий бриз вдруг напоминал вам, что вы забыли надеть штанишки? Если с вами бывало такое, освежитель памяти системы Уилера гарантирует, что за десять несложных уроков вы сумеете вспомнить решительно все, что с вами происходило, начиная с момента вашего появления на свет.
— Вы, должно быть, спятили, — сказала она, — а с памятью у меня все в полном порядке.
— В таком случае как получилось, что вы не узнали своего собственного бывшего мужа, когда этот труп уставился вам прямо в глаза своим невидящим взглядом? — спросил я грустно.
Глаза ее на секунду затуманились.
— Может, вам лучше войти? — предложила она.
Я прошел вслед за ней в гостиную и вежливо подождал, пока она раскурит сигарету. Вам приходилось видеть, как кувыркаются и пляшут маленькие японцы? Знаете… в этом что-то есть… что-то волнующее.
— Простите, лейтенант, — сказала наконец Пенелопа напряженным голосом. — Видите ли, это был такой внезапный удар. Я ведь не видела его целых шесть месяцев, с самого развода. И когда я открыла гроб, увидела, что внутри Говард, мертвый! Понимаете, я…
— Вы знали, что он мертв?
— Я сразу увидела пулевую рану, — быстро ответила она. — Удар был таким страшным для меня, что, понимаете, я просто…
— Утратили память? — спросил я все таким же соболезнующим тоном, словно близкий друг дома на похоронах, который хотел рассмеяться, но вынужден был подавить смешок. — И надолго вы ее потеряли?
Она напряженно выпрямилась:
— Я вовсе ничего не говорила по поводу своей памяти. Это целиком ваша идея. Я была так ошарашена, что просто лишилась способности связно мыслить… от потрясения…
Я грустно покачал головой:
— Вам придется придумать что-нибудь более удачное, Пенелопа.
— Что вы хотите сказать?
— Вам придется подыскать более удачное объяснение своей лжи касательно того, что вы не узнали своего бывшего мужа, Пенелопа.
Она нервно докурила сигарету, потом поднялась с кресла и подошла к окну.
— Ладно, — сказала она наконец, — я просто боялась газетной шумихи.
— Да, шумиха и в самом деле будет не маленькая!
— Вы ничего не понимаете! — Она снова повернулась ко мне, глаза ее сверкали, рыжие волосы переливались огнями. — Ведь газетчики всегда кричат одно и то же: я — одна из ненормальных сестер-близнецов Калтерн, без излишних предрассудков и с кучей денег! И если только они разнюхают, что труп моего бывшего мужа каким-то образом очутился на моей первой передаче, с моей карьерой на телевидении будет покончено.
— Почему же? — спросил я, недоумевая.
— Потому что — хотите верьте, хотите нет — администрация телевидения невиданно консервативна и всегда поддается давлению моралистов. Труп Говарда — это, пожалуй, чересчур для их весьма умеренных в еде желудков!
— А я слышал, что вы одна из десяти самых богатых женщин в стране. И то, что вы можете заработать на телевидении в этой передаче, для вас сущие гроши. Почему же вы так обеспокоены?
— Да потому, что это мой последний шанс! — яростно выкрикнула она. — Если мы с Бруно будем иметь успех на этой местной станции, нас может заметить какая-нибудь крупная корпорация, и тогда наша карьера будет сделана!
— А почему для вас это так важно?
— Потому что я собиралась доказать всем, что я в состоянии добиться успеха в жизни сама по себе, — сказала она резко. — Добиться чего-то, что никакого отношения к моим деньгам не имеет.
— Доказать всем или кому-то особенно?
— Кое-кому особенно, — призналась она. — Теперь-то вы понимаете, почему мне так не хотелось говорить, что в гробу лежит Говард?
— Нет. — Я развел руками. — У вас нет никаких предположений о том, кому понадобилось его убивать? Кто бы мог убить его?
Пенелопа покачала головой:
— Ни малейших.
— А причина, по которой это могли сделать?
— Да нет, пожалуй. Разве только это дело рук Пруденс. Она вполне могла убить Говарда только для того, чтобы подсунуть труп в гроб и погубить мою карьеру на телевидении!
— Пруденс!..
— Это моя сестра-близнец. Мы во всем противоположны и терпеть друг друга не можем.
— Вы говорите, что не видели Говарда после развода, который состоялся шесть месяцев назад?
— Это так.
— Вы выплачиваете ему большое содержание? Так, кажется, теперь это делается?
— Ни единого цента! — Она торжествовала. — Ни одного цента!
— Вот так, одним махом, и уничтожен прекрасный повод для убийства! — сказал я горестно. — Где я могу видеть вашу сестру?
— Она живет в пентхаусе, — с досадой ответила Пенелопа. — Опередила меня на какие-то три минуты, сука!
— Может, мне стоит поговорить с ней?
— Отлично придумано, лейтенант, а я попробую снова уснуть.
— Почему бы и нет? — вздохнул я. — Япончики выглядят весьма утомленно.
Я поднялся и пошел к двери.
— Какие у вас отношения с Бруно? — уже на пороге, оглянувшись на нее, спросил я.
— Чисто деловые. Его хобби — икебана, лейтенант! Но для меня у него чересчур горячая кровь!
— Охотно верю! — вежливо ответил я. — Так вы говорите, что апартаменты на крыше?
— Верно, — кивнула она. — И смотрите берегитесь. Пруденс ведь легко может добавить и вас к своей коллекции, лейтенант.
— Коллекции чего?
— Увидите сами!
У самой двери сидел, скрестив ноги, массивный бронзовый Будда. Я на минуту остановился перед пьедесталом и потрогал его огромный живот.