- Очень!
- Если любишь свободу, надо быть осторожным, чтоб на капкан не наступить. Здесь всюду - истребительные отряды. Мины ставят. Сколько зверей погибло. Не ходи по тропе. Мой братский совет тебе. А может, нохчо, ты, как мой двоюродный брат, захочешь сдаться валстям?
- Я же тебе сказал, галга, что люблю свободу. Мы останемся здесь. Разве умный человек поменяет это все, - нохчо повел руками, указывая на сияющие под весенним солнцем родные горы, - это все на изгнание, на неволю? Посмотри на мою голову?
Галга стянул с него шапку, осмотрел голову со всех сторон, опять надел шапку.
- Что тут смотреть. Голова, как голова, круглая, обритая…
- Дырки там не нашел?
- Нет. Дырка в шапке.
- Значит, как говорил Зелимх, масло из головы не вытекло. Понял?
Галга понял и засмеялся. Это была шутка.
- А еще, галга, чтоб ты не сомневался, я тебе напомню нохчинскую притчу про собаку и волка.
- Не надо, - возразил галга, - это галгайская притча. Каждый здесь ее знал.
- Да? - удивился тот, - ладно тогда, поделим ее ровно пополам, потому что свою половину я буду отстаивать до…
Оба остановились и засмеялись. И это было приятно. Когда ты долго в одиночестве и вдруг встречаешь человека, хочется говорить, не важно о чем, любое слово кажется значительным.
Они пришли к отвесной складчатой скале. Галга нагнулся и стал расшатывать торчащий плоский камень. Один, потом другой. Образовался лаз в тайную пещеру. Хозяин заполз туда и стал выносить наружу продукты: полкаравая хлеба, сыр, курдюк, две пустые консервные банки и большую оплетенную бутыль.
- Что это?
- Вино. Той! Отметим нашу встречу. Ноанохой * дали. Я изредка наведываюсь в Буро на базар. Они туда приезжают. И, если встречаю, то возвращаюсь богатый. Раньше в Балтах у меня было место. Но меня там кто-то предал, чуть не попался. Еле ноги унес.
Они поднялись чуть выше и уселись на ровной площадке, под нависшим карнизом.
- Это твоя столовая?
- Наша столовая!
Они поели чуть-чуть, а потом галга распечатал бутыль и разлил вино по баночкам, поднял и хотел сказать традиционное галгайское «Дахалда вай!» * Осекся и произнес:
- За твою свободу, нохчо!
- И за твою, галга! За нашу свободу!
Они выпили, стали есть.
- Ты знаешь, нохчо, у меня чуть не вырвался тост: «Дахалда вай!» Но разве мы думаем о долгой жизни?
- Нет, не думаем.
- Глупо было бы так думать, правда, нохчо?
- Даже не красиво перед теми, кто ушел в изгнание.
- Как ты это верно сказал!
Они налили по второй и выпили.
Тут над горами прокатился гром, проворчал что-то. Полился крупный дождь, вроде плеснули с неба серебром. Дождь пел им родную музыку. Они перестали есть, слушали затаив дыхание.
Земля, сбросившая зимний покров, обогретая ярким солнцем, теперь упивалась водой. Трава была нежной и сочной. Деревья покрылись листвой. Цвели абрикосы. А воздух - ну, прямо, целительный бальзам. Хотелось жить и жить!
Дождь шел только тут, а там, дальше, светило солнце. Лучи его насквозь пронизывали струны дождя. Все кругом звенело и пело.
Дождь прекратился также внезапно, как и начался. В тучах опять пробурчали, дескать, хватит с вас и этой благодати. Показалось солнце. Внизу, в ущелье повисла радуга. Омытые горы заблестели необыкновенной чистотой.
«Неужели, - подумал каждый из них, - эта земля всегда была такая прекрасная, а мы не замечали этого?»
Галга снова налил.
- Галга, - произнес нохчо, поведя рукой вокруг себя, - этот мир раскинулся на все четыре стороны?
- Да, во все стороны, - кивну сотрапезник.
- Это разве не удивительно?
- Очень удивительно!
Они начали пьянеть. Они ни о чем не думали: ни о прошлом, ни о будущем, ни даже о том, что им делать теперь. Они поймали миг счастья и упивались им. Кто его знает, может быть, в последний раз?! В этом мире все так изменчиво.
Первый выстрел
Оарцхо отряхнул отяжелевшую мокрую бурку у входа в пещеру, но бурка оставалась тяжелой и мокрой. Мелкие бисерки-льдинки прилипли к ворсу и не собирались падать.
Оарцхо снял мохнатую пастушью шапку дарза-кий * и дважды сильно ударил о колено, результат тот же самый: приставшие к шапке льдинки не посыпались на пол.
- Сушить придется. Это дело по-ингушски называется ткъов - снег, дождь, град вместе. Самая тяжелая для пастуха и охотника погода. Скучал? Съезд будет. Хучбаров Ахмад созывает - слово хочет сказать всем.
- А мы пойдем?
- Да.
- Кушать хочешь?
- Последний раз кушал с тобой перед уходом.
- Ты целых два дня ничего не ел?
- Нет.
- Я же тебе целый сискал, курдюк, баклажку молока и соль в сумку положил.
- Я встретил двоих наших. Им отдал. У них ничего не было. В лесу прятались. Ни орудия, ни еды - ничего. Я им винтовку еще дал и патроны - теперь не пропадут.
- Меткая винтовка была, жаль ее.
- Да, била без промаха. У нас еще есть. Завтра я покажу.
Лешка подбросил под котел сухих щепок, разгреб угли - сразу вспыхнуло веселое пламя. Оарцхо протянул руки к огню.
- Я тебе подарок принес, - и полез в сумку, - вот, командирский турмал *. Теперь твои глаза сто раз зорче прежних.
- Ух, ты! - Лешка побежал к выходу и оттуда стал смотреть в ущелье. - Все как на ладони!
- В солнечную погоду еще лучше. Однажды я увидел винтовочный патрон на целый километр. Его кто-то поставил на камень. Я за ним пошел и взял. Новый патрон был. Я из него горного козла уложил.
Лешка принес из дальнего отсека пещеры овечий сыр в топленом масле и мед на дощечке.
- Как ты ушел, я мясо не варил, но дил сохранил. Он же не портится на холоде. Погрейся, выпей чашку - весь холод из тебя выйдет. А завтра мясо сварим.
- Что будет завтра, то Аллах знает, Лешка, но горячий дил - лучше всех лекарств в мире.
Оарцхо с превеликим наслаждением тянул горячий напиток из большой деревянной чашки, тем временем Лешка сушил бурку и папаху брата, одев на себя. Он становился то спиной, то правым, то левым боком - главное растопить льдинки, а бурка потом само по себе высохнет быстро, стоит только несколько раз тряхнуть.
- Старик Бача приходил с сыном своим Пихи прощаться.
- Прощаться?
- Да. Они в город пошли сдаваться. Мы, говорят, ничего никому не сделали, попросим, чтобы отправили к семье. Тебе салам-моаршал * передавали.
Оарцхо забеспокоился, весь напрягся.
- Когда они приходили?
- Сегодня утром, рано, на рассвете.
- Так, - Оарцхо поставил чашку на камень, - нам здесь больше оставаться нельзя.
- Почему?
- Сюда придут солдаты. Старик Бача не плохой человек, но сын вообще не человек, после хорошей оплеухи всех продаст, даже отца Бачу. Лешка, собирайся. Конный отряд как раз к ночи может подойти к нашей пещере.
- А куда мы?
- Есть одно место.
- А овцы? Целых двести, окот начался.
Оарцхо взял Лешку за плечи и тряхнул.
- Зачем нам бараны, Лешка, если нет мирной жизни? Что с ним делать? Пусть забирают. Отдадим взаймы. У нас есть оружие, и оно добудет нам пропитание.
Потом задумался, глядя в ясные зеленые глаза братишки.
- Лешка, ты ученый человек. Скажи, если собрать всех баранов, которые есть на всем белом свете, большая отара получится?
- Ну еще бы!
- За всю эту отару я не отдал бы вот этот твой волос.
Оарцхо двумя пальцами, осторожно взял волосинку, которая прилипла к плечу парнишки.
- Вот, смотри, - поднес к самому носу Лешки, - этот не отдал бы, который сам упал. Про тот волос, который на твоей голове, я даже не говорю. Ему цена - О-о-о!… Лешка, шутки кончились. Это война с самым грязным и жестоким врагом на этом свете. В Буро и Галашках в НКВД ингушей подвешивают к потолку на руках, снимают штаны и на мужские дела навешивают гири. Вот! Зачем нам это?! Лучше замерзнуть на скалах, чем эти мучения и позор. Давай, пошли отсюда. Этот сын Бачи Пихи, с большими пухлыми губами, как у сладкой бабы и с маленькими прищуренными глазами, как у суки, доверия не вызывает. Сразу в штаны наложит. Давай жить свободными! За свободу надо отдавать и баранов, и все другое. Я тебе расскажу маленькую умную ингушскую сказку. Очень умная! Вот Волк проголодался так, что пустой желудок отвис, как пустой мешок и терся о камни, так что кровь сочилась. Зима! Стужа! Все живое спряталось в норах. Что делать? Умирать. Умирать? Тут встречает собаку. Жирная, круглая, шерсть блестит. «Салам алейкум!». - «Ва алейкум салам!». - «Как тебе удалось, собака, устроить себе такую сытную жизнь? А я вот до чего дошел, посмотри на меня. Мы же братья». - «Э-э! - говорит собака, - действительно, мы произошли от двух родных братьев. Мой предок был умнее твоего - он пошел служить к человеку, а твой предок остался диким, вот почему ты влачишь такую тяжелую жизнь». - «Раз мы братья, то помоги мне устроить хорошую жизнь» - просит Волк. «Пошли, будешь служить человеку». - «А в чем это выражается». - «Будешь ночью бегать вокруг его дома. Охранять от воров и зверей». - «Это я смогу». Идут они к Человеку. Собака идет впереди, Волк идет сзади. Вдруг Волк замечает полосу примятой шерсти на шее Собаки. «Отчего это у тебя на шее шерсть примята?» - спрашивает Волк. «Это от цепи, - отвечает Собака, - когда человек не хочет, чтобы ты ушел, он сажает на цепь». Тут Волк и остановился. «Иди, Собака, дальше сама, - сказал Волк, - я за жирный деш*