Обвал

Хажби взял невесту за руку и повел к кровати, усадил рядом, обнял и поцеловал.

- Сегодня я тебя не трону, Саниат. Ты станешь моей женой завтра. А теперь ложись спать. Завтра у нас с тобой будет большой праздник.

Невеста промолчала. Хажби потушил лампу, разделся и лег. Невеста посидела тихо, но услыхав храп жениха, разделась в потемках и легла.

* * *

Верх холма был усеян людьми. Казалось, что в селе никого не осталось, все вышли посмотреть, как Хажби будет пахать Святое Поле ингушей, и как он будет входить в шалаш к Саниат.

- Он - нарт! Настоящий Нарт! Как Сослан! Хочет возродить древние традиции. Он вспашет это поле и посеет ячмень. Из этого ячменя сварит пиво, которое будет выпито на кувде по поводу первенца.

- А если родится дочь?

- Такие, как Хажби, делают везде и всегда, что хотят. Войдет сейчас к Саниат, захочет сына - сын получится, а захочет дочь - дочь родится. О Хажби! Герой!

Хажби не успел выполнить свою задумку, а люди сочиняют вокруг него легенды.

- Вон они! Смотрите на дорогу!

По левую сторону склона шла дорога из села, она отсюда спускалась к большой трассе. На этой дороге показались упряжка волов с плугом. Волов вел Хажби, а за плугом шла Саниат в наряде невесты, в руке несла большой поднос повязанный белым платком.

- Отпраздновать решили по-нартски!

- Красавица! Такой другой нет во всем Белом Свете! Настоящая Сатана!

- А он?! Как идет! Аж, земля дрожит!

Когда Хажби поравнялся с людьми, которые стояли на холме, друзья его затянули торжественную «Варайду!». Хажби пошел, выпятив могучую грудь, Саниат шла, еще ниже опустив голову. Она чувствовала на себе сотни любопытных глаз. Стыдливостью горело все ее юное тело, с ног до головы.

Вот они дошли до того поля. Все наверху увидели, как Хажби указал рукой в сторону брачного шалаша. Саниат направилась к нему, прошла по полю и скрылась в нем, как яркое солнце скрывается за тучей.

Проводив невесту взглядом, Хажби поднял и поставил плуг, глянул на солнце и ударил волов кнутом, те двинулись вперед, туго упираясь ногами в мягкую землю. Люди на холме увидели, что плугом потянулась черная полоска.

- Начал пахоту! Красиво идет, Нарт!

- А Саниат никак не дождется, когда сомкнется круг! - съехидничала одна женщина. - Уставший на что он будет годен?

- Помолчи! - зыркнула на нее старушка. - Это хороший пахарь: и поле вспашет под ячмень и Саниат вспашет, чтобы лапу уродился… Пошел по второй половине круга. Ничего, Саниат, ничего - желай, жди, бойся. Чуть-чуть бойся, совсем чуть. Немного осталось ждать.

Круг сомкнулся. Пахарь освободил волов из ярма, набросил налыгач на рога и отпустил попастись. Волы стали щипать молодую травку.

Хажби лопаточкой почистил лемех плуга и неторопливо направился к шалашу. Когда до цели оставалось всего шагов десять, раздался далекий одиночный выстрел. Хажби остановился, развернулся в ту сторону, откуда стреляли, и упал. Какой-то жуткий вздох прошел по толпе тех, кто стоял на холме.

Прошло короткое время. Из шалаша показалась Саниат. Она стояла и молча глядела на Хажби, который лежал в нескольких шагах от нее навзничь. Она стояла, как красивое изваяние, может, у нее ноги отнялись.

С вершины холма некоторые бросились бежать к селу.

Из леса выехали всадники, человек десять. Они шли искоса по полю. От них отделились трое, отрезая тем, что стоят на холме, путь к бегству в село.

Все замерли на месте, ожидая своей участи.

- Что нам теперь делать? - Закричала испуганная женщина. - Они нас всех убьют, эти макхалоны.

- Ничего не делать. Стоять спокойно, - сказал человек по имени Габо. - Думаю, что нас они не тронут. А вообще, плохое никогда не кончается хорошо. Вон лежит ваш нарт Сослан. А вон стоит бедная Сатана. Вот она, действительно, не знает, что ей теперь делать.

- Ты нас винишь, Габо. Что мы-то сделали?

- Я нас всех виню, и себя в том числе. Мы пришли на чужую землю, заняли чужие дома, полные всякого добра. Нам этого мало. Покушаемся на святые места, рушим могилы и храмы. Старые люди этого не одобряют. Мы здесь только что смелые слова говорили, а теперь молчим. Почему прекратилась «Варайда»?

Всадники спешились у того места, где Хажби распряг волов. Они опрокинули волов на бок и перерезали им горло. Когда волы испустили дух, взяли своих коней под уздцы и двинулись к шалашу. Хажби они оставили лежать, но что-то сказали Саниат. Та вышла из шалаша и пошла вверх по гребню холма, всадники тихо поехали вслед.

Здороваться не стали - здороваются с теми, кому желаешь мира. Тем, кто захватил твой дом, мира не пожелаешь. Очень тяжелая встреча.

Тамада отряда прошелся по толпе осетин взглядом.

- Есть среди вас человек, с которым можно разговаривать?

- Есть, - Габо вышел вперед.

- Как тебя называть?

- Габо.

- Что ты думаешь, Габо?

- Я думаю, что вы напрасно убили этого парня. Он смерти не заслуживал.

- Габо, мы прощаем того, кто нечаянно убьет человека, или если человека убьет намеренно, но потом кается. Габо, мы не прощаем того, кто поднимает руку на нашу честь. А этот ваш пахарь задумал нас унижать. Тех волов освежуйте и съешьте на его трауре, а девушку отведите к ее родителям. Нет на нас греха за то, что случилось. И не забывайте, что живете на чужой земле, входите в чужие двери, ложитесь в чужие постели. Соблюдайте хоть стыд.

Всадники пустились в село. Там тоже прогремел выстрел. Один «отважный» задумал выкорчевать надгробные памятники. Он подъехал на арбе, запряженным белым рогастым волом, к ингушскому кладбищу. С ним был подросток-брат. Арбу оставили за воротами, а с волом вошли на погост. Веревкой обвязали каменный обелиск. Старший вел вола за налыгач, а мальчик подгонял кнутом. Волоком вытаскивали за ворота и грузили на арбу. Из этих обелисков он собирался построить сарай. Уже третий день он в поте лица трудился на кладбище. Его застрелили у арбы. Мальчика отхлестали кнутом. Быков зарезали. А памятники аккуратно сложили у входа на кладбище, где они и пролежали до 1957 года.

Нюрка Смальцова и Лешка-абрек