Выбрать главу

Валентина была не слишком довольна, что муж практически исчез из её жизни, но и не особо протестовала. Она даже появлялась иногда в деревне, на недельку, не больше. Отсутствие цивилизации удручало её, она не мыслила жизни без горячей воды, ванны, посудомоечной машины и прочих изобретений извращённого разума. Стас порой думал, как там она в городе, где нынче не только горячей, но и холодной воды нет. Впрочем, дальше размышлений дело не шло. Привык жить один, будучи женатым только на словах. А теперь встретил Юлю и понял, что супружество у него было, а любви – нет и не было, даже когда женихался, придя из армии. Иные скажут: «Седина в бороду – бес в ребро». Может они и правы, но слушать их нет никакой охоты.

К полудню выглянуло солнце и живо съело непрочный ноябрьский снег. Настроение стало радостным, словно не ноябрь, а апрель на дворе. Вот только день ноябрьский короток не по-весеннему, чтобы успеть взять от него всё.

Пока Юля мылась сама и намывала Лёньку, Стас привёл в порядок свой дом и разобрался с обедом, припомнив давние умения. Первый раз со времён обвала не просто сварганил что-то съедобное, а изготовил настоящий обед из трёх блюд. С утра в печке томились щи со снетком, те, что в Некрасовской поэме поминаются (анклаву на счастье досталось озеро, где эта рыбка водилась). Пюре Стас взбил до состояния июньского облака, для Лёни наварил компота из подмороженной дички и шиповника, не пожалев туда мёда, а для себя и Юли достал из подпола бутылку сидра, который только-только успел просветлеть и отстояться. Кальвадос Стас не гнал, а сидр у него был, о чём Ванька не знал.

Завтра такого благолепия уже не будет, завтра начнётся работа. Ходок должен ездить в город и обратно, осуществляя, как говорится, смычку города с деревней, или попросту, поддерживая тонкую нить жизни, без которой худо станет всем. Хотя, кажется, куда уж хуже.

Изготовив всё, не выдержал и пошёл к бане. Юлю с Лёнькой встретил на полпути. Оба разрумяненные, чистые. Лёня в пальтишке на вырост, в шароварах, в ботинках с калошками, какие только в воспоминаниях бабушек встречаются и в самых глухих деревнях, где дороги по осени превращаются в разливы грязи. Сейчас, когда не стало бездельно разъезжающих тракторов, поубавилось и грязи, а калоши остались.

На улице всего лишь прохладно, морозы начнутся хорошо если через месяц, но поверх пальтишка повязан шарф, из-под зимней шапки белеет краешек платка, какие непременно повязывают малышам после бани.

А Юля… Очень хотелось подойти и поцеловать её.

Бывают женские лица, удивительно правильные, хоть на картину Тинторетто. Но стоит представить, что целуешься с подобной красавицей – бр-р!.. – нет уж, пусть она сияет на холсте итальянского живописца, и никогда не попадается в жизни. Встречаются лица, они называются сексапильными, на которых навеки застыло выражение трогательной беззащитности. У неразборчивого мужчины подобные девушки вызывают острейшее желание немедленно затащить её в постель. Но целоваться с ними – пустая трата времени. В койку – и всё тут! Только если действительно любишь, поцелуй оказывается самодовлеющим, хочется благоговейно прикоснуться к губам любимой. А красота… Юленька была прекрасна.

Надо же такое придумать: на глазах всей деревни целовать женщину, ведущую из бани малолетнего сына!

Стас, с трудом подавив искушение, подхватил на руки Лёньку, и они пошли к домам, очень благопристойно, но не так, как хотелось бы.

– Обедаем у меня, – произнёс Стас заготовленную фразу.

– Конечно. Только банное брошу, а ты, пока не стемнело, глянешь, как я обустроилась.

Как могла Юля обустроиться в чужом доме? Только прибраться, намыть всё хорошенько. А ещё на комоде, отодвинув выцветшие, едва ли не довоенные портреты Груниной родни, появилась новая, хотя и малость помятая фотография. Непросто было сберечь её за три года скитаний, а таки выжила фотка и заняла почётное место в обретённом доме. На снимке Юля и высокий парень, стоят обнявшись и смеются, глядя на невидимого фотографа. И лицо у Юли такое счастливое, о каком Стас мог только мечтать.

– Это кто?

– Лёня. Муж. Мы здесь за неделю до свадьбы.

Вот, значит, как. Муж. А чего хотел? Ведь понимать должен, что раз у Юли есть сын, то и муж тоже… был. А он, оказывается, и сейчас есть, вот на этой фотографии, а заодно и в сердце. А к Стасу в сердце только благодарность, что спас её и сына от голодной смерти. Лёня, получается, Леонид Леонидович, в честь папы назван.

Смешно и глупо ревновать к фотографии. Никогда этот Леонид не доберётся сюда, обратится в мешок без костей. И всё-таки, он уже здесь, смотрит с карточки, обнимает Юлю, и лицо у Юли счастливое.