— К сожалению, завтра я занят.
Приятели зашли в кафе «Космос», только открывшееся после реконструкции, выпили бутылку шампанского, потолковали «за жизнь», как выразился Миронов, потом взяли такси, и Юрий Владимирович подвез Миронова на Сретенку, к дому, где жила сестра.
Прощаясь, Шапошников машинально посмотрел на номер дома. «Двенадцать. Сретенка, 12. Что-то уж очень знакомый адрес», — подумал он, но, так и не вспомнив, сел в такси и поехал домой.
С утра Юрий Владимирович снова занялся изучением дела некоего Исаковича Леонида Борисовича, который обвинялся в спекуляции валютой. Но в отдельное производство было выделено дело по обвинению Исаковича в целом ряде афер.
...Леониду Исаковичу нет еще и сорока лет. В двадцать пять он, как и многие его сверстники, закончил институт, получил диплом инженера и направление на Бакинский радиозавод. Комиссия по распределению молодых специалистов пошла выпускнику навстречу и направила его именно в Баку, где у Исаковича жили родители, где прошли его детские и юношеские годы. На заводе Исаковича встретили хорошо, здесь он проходил производственную практику, его знали. Сначала он работал инженером-конструктором, потом мастером ОТК, начальником бюро инструментального хозяйства.
За первые три года он внес несколько рационализаторских предложений, которые были приняты и внедрены в производство. Рационализатор получал вознаграждения. Молодой семье завод предоставил отдельную двухкомнатную квартиру. Зарабатывал Исакович неплохо. Одним словом, все складывалось как нельзя лучше.
Несколько раз по поручению дирекции завода Исакович выезжал в Москву. Возвращаясь в Баку, он говорил самому близкому другу Мамеду Абаджиеву:
— Вот насмотрелся я, как люди умеют жить. Свой автодилижанс, дачка в Серебряном бору, три-четыре любовницы и, как говорил известный поэт, «ананасы в шампанском»! Шик!
— Иностранцы, что ли?
— Почему, наши...
С тех пор Исаковича постоянно стала грызть зависть к тем, кто «умеет жить».
— А чем я хуже? — спрашивал он и отвечал сам себе: — Переберусь в Москву, я еще всем покажу, на что способен Исакович.
На заводе теперь он чувствовал себя человеком временным, работал спустя рукава, рационализацию забросил. С ним пытались беседовать, вразумить его — все без толку.
И вдруг в один прекрасный день Исаковича будто подменили: в цех пришел совсем другой инженер, деятельный, энергичный. Снова посыпались от него рацпредложения, он засиживался по вечерам в конструкторском бюро, выступал с речами на заседаниях, писал статьи в технические журналы.
Все это делалось по заранее обдуманному плану. В марте 1962 года Леонид Исакович обратился с просьбой к директору завода дать ему характеристику для поступления в аспирантуру. Это был первый шаг на пути в столицу. Исаковича зачислили в аспирантуру. И снова перед ним открывались прекрасные перспективы: учись, готовь диссертацию.
Но Исакович, став аспирантом, меньше всего думал о занятиях наукой, о повседневном, кропотливом труде. Получив как аспирант временную московскую прописку, он тут же стал заботиться о прописке постоянной. Вместо того чтобы сидеть в библиотеке, заниматься дни напролет в лабораториях, он мотался по Москве в поисках нужных людей, искал знакомств и дружбы с теми, кто может помочь ему с пропиской.
Бывалые люди сразу сказали ему, что с одними деньгами сейчас ничего не сделаешь: очень стало строго. Можно самому влипнуть — ни денег своих не увидишь, ни прописки, да еще и получишь предупреждение «в 24 часа — из Москвы».
— Слушай, маэстро, — сказал ему один из его новых знакомых, когда они сидели за столиком в ресторане «Националь», — ты же молодой, симпатичный юноша. Ты хочешь иметь постоянную прописку в Москве. Женись.
— Да, но я уже женат. Жена с сыном живут в Баку.
— Это не имеет значения. Ты с ней разведись. Потом, если захочешь, ты с ней опять зарегистрируешься. А сейчас женись, ну, как тебе сказать, фиктивно, только для прописки.
— А на ком?
— Есть у меня на примете одна дамочка.
— К ней в лапы попадешь, потом не выкрутишься.
— Ну зачем же так мрачно. У этой дамочки свой интерес. Она в скором времени должна получать квартиру взамен своей развалюхи, и, как ты понимаешь, лишний член семьи — это лишние квадратные метры. Получит она эти свои метры, и вы спокойно, без истерик, без клятв и без шума разведетесь.
— А вдруг она не захочет?