Кинотеатры тоже вызвали у Волкова множество сомнений — сеансы нерегулярны, залы тесные, всегда битком набитые. Если надо что-то передать, то такая обстановка только на руку, но ведь врагам наверняка необходимо и поговорить — не глухонемые же они, да и не напишешь всего в сообщении, возникают вопросы, приходится объяснить суть нового задания, да мало ли что еще, а из кинотеатра и выбраться-то быстро не удастся. Но все же кино со счета не сбросили.
Версия о поездках, возникшая у Антона еще в Москве, требовала проверки, и он везде и всюду интересовался — бывают ли тут железнодорожники? Расчет прост — вряд ли враг, прибывший на поезде не в качестве пассажира, станет переодеваться. Он так и пойдет на встречу со своим связным в черной железнодорожной шинели, а это уже характерная примета. Если все время переодеваться, то насторожишь коллег, а в городе вряд ли кто обратит на него внимание.
Проведенные сотрудниками уголовного розыска тщательные опросы увенчались успехом — в разные промежутки времени на рынке видели одного и того же железнодорожника, встречавшегося с мужчиной, одетым в замасленный ватник и большие серые валенки с самодельными галошами из старых автомобильных покрышек. Оба были далеко не молоды — примерно за пятьдесят, появлялись на рынке поодиночке, долго не разговаривали и встречались в разное время. Сколько же сил пришлось положить для того, чтобы иметь эту на первый взгляд еще ничего не значащую информацию. А вдруг они старые знакомые или просто спекулянты?
Тогда Волков с Кривошеиным взялись изучать расписание поездов. И тут пришла удача: все дни встреч совпали с прибытием московского пассажирского. Однако этого недостаточно — кто железнодорожник, кем он работает? Вдруг он из машинистов или кочегаров, а они сменяются в пути следования. Кто мужчина в промасленном ватнике и серых валенках — эти «опознавательные знаки» он способен сменить в любой момент так же, как и железнодорожник может в следующий раз появиться без черной, приметной шинели. Тогда что?
Усиленное наблюдение за рынком ничего не дало — ни тот ни другой из подозреваемых там больше не показывались, хотя уже несколько раз прибывал московский поезд. Почуяли неладное и сменили место встреч или вообще все это оказалось «пустым номером», прихотливой игрой случайностей, а они — Волков и Кривошеин — поспешили принять первое попавшееся решение за единственно верное и ошиблись?
Поиски на заводах человека в серых валенках, сходного по приметам с появлявшимся на рынке, тоже оказались совершенно безрезультатными — такого не было.
«Неужели он так одевается специально для встреч? — ломал голову Антон, прикуривая одну папиросу от другой. — Но зачем, с какой целью? Чтобы не привлекать к себе внимания или быть неузнанным? Кажется, указывали, что у него всегда опущена шапка? Ну хорошо, это сейчас, зимой, а как летом?»
И тут же горько усмехался — какое лето, о чем ты, майор Волков? Кто тебе позволит здесь загорать до жарких дней? Все надо делать сейчас, быстро и безошибочно, а ты мечешься, вцепившись в показавшуюся перспективной информацию, но никак не можешь нащупать единственно верный ход.
Сказать, что они работали только по данной информации, нельзя, но Антон все же вставал и ложился с мыслью о железнодорожнике и человеке в серых валенках.
Теперь постоянно дежурили сотрудники не только на рынке, но и на вокзале, — ждали прибытия каждого московского поезда…
Ночью Антон пошел домой пешком — разболелась голова и хотелось немного проветриться. Поэтому он отказался от предложения Сергея Ивановича доставить его, как всегда, на машине.
Выйдя из здания управления, Антон потуже затянул на шинели пояс с кобурой — весна, а по ночам морозец прижимает, и не спеша пошел по улице. Жадно вдыхая свежий воздух, он чувствовал, как головная боль становится тупее и постепенно уходит.
Подходя к своему переулку — он даже улыбнулся этой мысли: не успели пожить здесь, как уже и переулок «свой», — Антон заметил впереди стройную фигурку в темном долгополом пальто с меховым воротником. Тоня? Возвращается домой с завода? Окликнуть или нет, лучше потихоньку догнать и взять под руку. Сначала, конечно, она напугается, рассердится, но потом глаза снова весело заблестят и ему милостиво даруют прощение, разрешив быть ее рыцарем по дороге домой.