Как у волков: основой стаи является семья. Остальные волки — прибылые и приблудные.
Бездетный выталкивается на обочину жизни, превращается в «приблудного».
В феодализме вопрос не в — «где же сердце?», а в освящённой «законом божьим» дырке, из которой выскакивают на свет наследники. Кровные, законные, мужского пола, в достаточном количестве. Замена не допускается: всякие приёмные, внебрачные, племянники… второй сорт, некондиция.
Здешний мир в очередной раз щёлкнул меня по носу. Я не просто чужой здесь — я никогда не смогу стать здесь своим, «здесь-сейчас-нормальным».
Вот я как-то преодолел один здешний барьер — свою безродность. Выкручивался, выёживался, головой рисковал… Более-менее признали — Ванька-ублюдок, Иван Рябина.
Кажется, перелезу на брюхе и второе препятствие — сословность. Тоже… голова на ниточке, но боярство уже светит. Как-то где-то… А на кой оно мне? Если главная ценность родовой аристократии — род, семья, потомки… не для меня.
И ещё один… аспект.
Раньше я думал, что мне здесь жены не найти — по душе. Ну, просто души очень разные. Базовые ценности, архетипические стереотипы, «впитано с молоком матери»…
Ещё понимал, что если вдруг и найдётся что-то дорогое сердцу, то втягивать… на минное поле… в «ураган по имени Ванька»… глупо и больно.
Теперь к этому добавляется моя неспособность дать своей женщине то, что ей необходимо, то, что могло бы быть ей радостью и смыслом жизни. Пусть бы и при моей отдалённости, отстранённости, занятости, невнимании и равнодушии. При здешней традиции взваливать вину за бесплодие на женщин… Превратить её жизнь в муку, в бесконечное покаяние, самоедство и самоунижение. И не только «само». И получить соответствующую отдачу. Себе в спину, в самый неподходящий момент…
Мда… Костюмчик для моей семиграммовой души оказался… с изъянчиком. Полный факеншит в части персональной абсорбции и ассимиляции. «Святая Русь» по-прежнему пытается меня, если не пришибить, так хоть бы вышибить.
«Пустоцвет», «греться у чужого огня»…? Как она сказала: «Лишай на берёзе»? К кому-то прислонился, пристроился, присосался… К какому-то роду.
Можно, конечно, и так жизнь прожить. Шутом, как Меркуцио в «Ромео и Джульетте». С неизбежной эпитафией:
А что говорит по этому поводу принцип Беллмана? — «Не знаю, как ты вляпался в это дерьмо, но если дальше ты пойдёшь наилучшим путём…» Оптимизируем. В смысле: ищем повод для оптимизма. Ищем, ищем… Да полно их!
О-ох… при моём таком подходе к превратностям жизни — придётся сплясать и на собственных похоронах.
Я радостно и уверенно улыбнулся в самодовольный оскал Мараны. И ударил её наотмашь по лицу.
— Ты — дура. Ты вздумала меня пугать. А надо — радоваться.
Она отшатнулась, но Сухан довольно резко вернул её в прежнее положение.
— Мясо, что из Марьяны летело, и кровь что лилась — не мои. Грех с души долой. Порадовала.
И снова наотмашь, уже другой рукой.
— И вообще — развеселила. Я ж теперь — идеальный любовник. Стоит-то как! Колокольня! Ну, ты видела. А всяких последствий… можно не опасаться. Теперь всё, что шевелится — моё. Спасибо тебе, Маранушка!
Она безвольно болталась в руках Сухана. Совершенно ошеломлённая. Совершенно неготовая к такой, абсолютно невозможной здесь, в «Святой Руси» точке зрения. Глупая богиня смерти! Сделать из недостатка — преимущество, из поражения — победу… «Смерть» против «мыши белой», выросшей в лабиринте… всегда выигрывает. Но — сильно потом.
В дверь внезапно заскочила девчушка. Одна из новых учениц Мары. Глянула на картинку: два голых мужика сидят на полу и мордуют голую хозяйку, взвыла и выскочила наружу. Жизнь продолжается. И мы — продолжим.